Шемма подчинился. Убрав светлячок, он увидел, что одежда его сопровождающих дает. достаточно света, чтобы различать стены и пол туннеля.
– Кто вы? – спросил он.
– Монтарвы. Многие сотни лет мы живем под землей.
– Но почему? – удивился Шемма. – Наверху ведь так хорошо!
– Наши предки когда-то жили наверху, но ушли под землю, спасаясь от уттаков. Мы привыкли жить здесь и не можем выйти наверх. Мы слепнем от солнечного света.
Тут Шемма заметил, что крупные желтые глаза говорившего имели вертикальные, как у ночных зверей, зрачки.
– А как же я? – спросил он. – Что будет со мной?
– Наши вентиляционные шахты расположены в неприступных местах, поэтому к нам редко попадают люди сверху. Их судьбу решает владычица.
– Вы ведете меня к ней?
– Нет. К главе общины.
– У вас есть глава общины? – заволновался Шемма. В его селе тоже был глава, пожилой Оти, выбранный сельчанами старшим за благоразумие и рассудительность.
– У нас несколько общин, и в каждой есть глава.
Общины составляют город, а городом правит владычица.
– Город?!
– Да. – В голосе отвечавшего послышались нотки гордости. – Великий Лур, сердце гор, подобный рубину в куске породы.
Путь, которым вели Шемму, казалось, намеревался подтвердить слова гордого своим городом монтарва. Подземный ход, поначалу выглядевший небрежным и заброшенным, стал чище и ровнее, трещины исчезли, отшлифованные стены казались стеклянными. Затем туннель слился с другим, широким, стены и потолок которого были идеально выровнены и украшены резным узором, а на уровне половины роста в стенах были выдолблены желоба, заполненные землей. В желобах росли висячие и вьющиеся растения, светящиеся всеми оттенками голубоватого, зеленого и розового. Прежний туннель так же отличался от этого подземного проспекта, как заброшенный тупик на окраине Келанги от одной из ее центральных улиц. Навстречу попадались местные жители, с острым любопытством бросавшие взгляды на чужака.
– Как вы тут отыскиваете дорогу? – не утерпел Шемма. – Тут все коридоры одинаковые.
– На стенах есть надписи, – объяснил один из сопровождающих. – Ты умеешь читать?
– Нет, – признался табунщик. – У нас в селе никто не пишет и не читает. Городские – те умеют.
Коридор закончился небольшим овальным залом и распался на ответвления. Один из монтарвов ушел, оставив Шемму со вторым сопровождающим в зале, но вскоре вернулся и позвал их с собой. В конце коридора оказалось занавешенное куском тяжелой ткани помещение, в котором жила семья главы общины.
Табунщик с удивлением заметил, что вся мебель – стол, лежанки, низкие квадратные сиденья – была вырезана из камня и составляла единое целое с полом и стенами. Лежанки были покрыты досками, а поверх досок – такой же плотной и тяжелой тканью, как и входная занавеска.
В комнате было несколько жильцов, мужчин и женщин. Одежда женщин почти не отличалась от мужской – те же светящиеся балахоны длиной ниже колена, но без широких мешковатых штанов, издали создающих впечатление длинной, до пола, юбки. Все уставились на человека сверху с тем же любопытством, что и встречные прохожие. Один из них, выглядевший еще суровее и кряжистее, чем те, кто привел табунщика, поднялся и подошел вплотную к пленнику. Более светлый пух на его голове, вероятно, соответствовал пожилому возрасту. Шемма догадался, что это глава общины.
– Вы говорите, он знает наш язык? – спросил старший у сопровождавших Шемму монтарвов.
– Да, – охрипшим голосом выговорил Шемма. – Не все слова, но понимаю.
– Удивительно, – покачал головой старший. – Откуда ты родом?
– Из Лоана.
Глава общины предложил Шемме сесть и долго выспрашивал его о Лоане, о жизни на острове, о причинах, приведших табунщика в шахту.
– Вы, лоанцы, – такие же, как и мы, – заключил он. – У нас общие предки. Ты мне понравился, и я не хочу, чтобы с тобой обошлись обычным образом.
– Как это?! – похолодел Шемма.
– Всех попавших к нам сверху у нас казнят. Мы не держим на вас зла, это делается для нашей безопасности. Нас не много, куда меньше, чем вас наверху, поэтому мы должны быть осторожными.
– Я тоже не хочу вам зла! – воскликнул табунщик. – Зачем меня казнить?!
– Чтобы ты не проболтался.
– Но о вас знают наверху! Какой смысл меня убивать?!
– Знают?!
– Да. В поселке видят вас по ночам. Мне рассказывали о вас. Меня незачем, меня бесполезно убивать!
Глава общины задумался.
– Я скажу это владычице. Я объясню ей, что ты нам нужен, потому что знаешь оба языка, знаешь жизнь наверху и многое можешь рассказать о ней. Но обещай, что не попытаешься бежать.
Шемма замялся.
– Это в твоих интересах, – уточнил старший. – Тебя немедленно убьют, когда догонят.
– Обещаю, – вздохнул Шемма.
– А сейчас я доложу о тебе владычице, – сказал глава общины и поднялся с сиденья.
Шемма сообразил, что чем позже о нем доложат владычице, тем лучше.
– А что у вас едят? – спросил он.
– Ты голоден? Мы недавно завтракали, и я не подумал, что ты хочешь есть.
– Но ведь сейчас давно за полночь! – удивился Шемма.
– Мы спим, когда наверху солнце, а по ночам выходим на поверхность за древесиной и травами, – ответил его собеседник. – Сейчас тебе дадут поесть.
Жена главы общины поставила перед Шеммой две миски. В одной была мелко порубленная, пахнущая грибами кашица, в другой – ломтики, напоминающие тушеные корнеплоды. Шемма воодушевленно вдохнул струящиеся из мисок запахи, взял ложку и попросил:
– А хлеба у вас нет?
– Что такое – «хлеб»?
Табунщик вспомнил про полурастоптанную краюху у себя за пазухой.
Он достал ее и положил на стол.
– Вот это – хлеб.
Монтарвы склонились над краюхой, рассматривая незнакомую пищу.
– Пробуйте, – начал угощать их Шемма. – Вкусно.
Он оторвал большой ломоть, прикусил его и смачно зажевал грибную кашицу. Глядя на него, монтарвы начали пробовать хлеб, и скоро от краюхи ничего не осталось. Шемма управился с едой и повел глазами по столу.
– Мясца бы… – сказал он.
– Здесь нет мяса, – послышался удручающий ответ. – Мы едим то, что может расти под землей, – грибы и овощи.
– Совсем нет мяса?! – В голосе табунщика послышался испуг, не меньший, чем при упоминаний о казни. – Ни окороков, ни колбас, ни сала?!
– Эти слова нам незнакомы. Так называются блюда из мяса?
Шемма трагически кивнул.
