тот, другой, безымянный дракон.
Окаменевшие кости в пещере, к которой я не найду дороги, даже если захочу. Лютый. И кровь на кончике его хвоста. Гранит, положивший голову на крыло. Он смотрел на меня кротко и пел… все пели… кроме Злюки, которая не дышала.
Я знала, что это к лучшему.
Ее не примут в гнездо, а сама по себе… это сложно – вырастить дракона, и, наверное, Гевин что-то такое знал, если у него получилось. Институтские были бы рады такому опыту.
А я… я гладила неподвижное тельце. Я оставлю ее здесь, под теплым мхом, и буду надеяться, что когда-нибудь потом она вернется. Это люди могут думать, будто у драконов нет души. Но я-то знаю, что все они возвращаются. И когда Лютый опустил морду, я заглянула ему в глаза и сказала:
– Спасибо.
Он понял.
И улыбнулся. Драконы… они не как люди. Они лучше. И когда меня обняли, а Лютый улыбнулся так широко, что стали видны задние желтые зубы, я подумала, что и знают они куда больше людей.
Или думают, что знают. Пускай.
– Нам бы Ника отыскать, – сказала я, опираясь на человека, которого скоро не станет в моей жизни. Вряд ли он и вправду вернется. А если и так, то… не уверена, что я готова впустить кого-то в свою жизнь.
– Отыщем.
– И выбраться.
– Выберемся. – Он поцеловал меня в макушку. – Попросим драконов, они помогут…
Помогут.
Драконы, они такие…
Ника нашли.
И в городе стало людно. Как-то слишком уж людно, будто весь мир, который до этого дня благоразумно держался в стороне, вспомнил-таки о нашей дыре.
Людям было любопытно.
И тем, что, представившись репортерами, искали встречи. Они сновали по Долькрику, словно крысы, наглые, бесцеремонные, готовые вцепиться в любого, кто показался им хоть сколько-то любопытен.
Они совали под нос диктофоны. Требовали подробностей.
Норовили забраться в мой дом, окружить. И когда я посылала их лесом, лишь скалились и предлагали деньги. Много денег. Кто в здравом уме откажется от денег? И от сомнительной славы? Всего-то и надо – дать интервью.
Рассказать о том, каким был этот город…
Таким, каким уже не будет. Я это понимала. Я сбегала от людей и репортеров, пряталась в скалах, ибо только драконы казались мне надежной защитой, но и они в последние дни сделались беспокойны. Молодняк то и дело поднимался над морем, кружил. Старики выползали на берег, растягивали полотнища крыльев и, раззявив пасти, грелись на осеннем солнце.
Я устраивалась рядом.
Здесь, на берегу, все равно было не в пример спокойней. И если кто мог найти, то Томас. Первым его услышал Гранит и заурчал, приподнял крыло, под которым я укрывалась от ветра. Тонкая шея его развернулась, щелкнул по камням хвост.
– Слышу, – проворчала я.
Под крылом было тепло. Драконы вообще горячие. И надежные. И… ни один идиот в здравом уме не сунется. По первости, конечно, пробовали, но хватило одного предупреждающего рыка, чтобы до самых тупых дошло – драконы понятия не имеют, что такое первая поправка.[5]
– Прячешься?
Томас не изменился. Внешне.
Разве что ветер волосы растрепал да костюм исчез, сменившись обычными джинсами и курткой.
– Прячусь. – Я перекинула косу через плечо. – А ты?
– А у меня не получится. Я пока на службе.
– Пока?
– Заявление уже подал. Держать не станут. Меня считают виноватым, хотя… все понимают, что объективно моей вины нет.
Объективно и я не при делах, но разве люди когда-то были объективны? Я поморщилась, вспомнив недовольное лицо миссис Клопельски, которая в спину прошипела, что таких, как я, надобно на стул сажать, на тот, который электрический.
– Им просто нужен кто-то виноватый. – Томас соскочил с тропы и покачнулся. – Здесь ветрено.
– Ага. – Я подвинулась и похлопала рядом с собой. – И жестко, но зато людей нет.
– Совсем достали?
– А то… представляешь, мне предложили две штуки, если я расскажу, как мистер Эшби меня соблазнил. И про оргии. Кровавые. Откуда вообще эта чушь пошла?
– Понятия не имею. – Он сел рядом и с удовольствием вытянул ноги. – Думаю, это только начало. Чем дальше, тем оно бредовей. Потом и туристы потянутся. Будут смотреть.
– На оргии?
Крыло опустилось, закрывая нас от ветра. Драконий бок был горячим, что печка, и на удивление мягким. Я почесала подбрюшье, и Гранит вздохнул.
Он тоже совершенно не понимал людей.
– А… на самом деле что будет?
– Наверное, ничего. Нет доказательств, что Ник убил отца.
– А ты думаешь, убил?
– Я уверен. Он молчит, но факты… Смотри, Чучельник появился и исчез в тридцать шестом. Тогда-то Джонни начал выезжать на рыбалку. Никто особо не обратил внимания. Мало ли у кого какие привычки. Да и к магам иначе относятся, им позволено больше, чем обычным людям. Он купил дом неподалеку. Фактически неподалеку, если брать от старого шоссе, но территориально выходит, что другой штат. Да, на берегу моря…
– Нашли что?
– Нет, он не настолько глуп, чтобы хранить в своем доме хоть что-то, что могло бы навести на след. Был не настолько глуп, – уточнил Томас, подвигаясь ближе.
И не потому, что холодно и ветер. Просто…
И прошло почти две недели, первую из которых я только и делала, что давала показания то одним агентам, то другим, то третьим, и каждый норовил закопаться в мелочи. Откуда я знаю, когда в тридцать шестом году расцвели розы? Или какая погода стояла осенью сорок второго? Это ж хрен знает когда было… а они не верили.
Копали. Давили. Пугали. Уговаривали. Утомили до крайности.
А когда отпустили, когда все-таки согласились с тем, что я в этом деле лишь свидетель и немного жертва, на меня набросились газетчики.
– Хорошо, что был…
Томас обнял меня, а я положила голову на его плечо. Вдвоем и вправду веселей.
– Ник вернулся в сорок втором. А уже через полтора года его отец скончался.
Как и Дерри. Тот Дерри, который учил меня говорить с драконами. И снимал с них шкуры.
– И он…
– Поговори с ним. – Томас взял меня за руку. У него ладони теплые, а кожа жесткая и шершавая, на левом запястье мелкие шрамы, почти как у меня, только у меня шрамов куда больше. И он гладит их, изучая. А мне впервые неловко за то, что они есть. У женщин руки должны быть гладкими.
– Поговорю.
Я могла бы.
Его задержали. А потом отпустили, приказав не покидать округа, будто он мог это сделать. Его адвокаты оспорили предписание. У Эшби хорошие адвокаты. И много денег.
А улик нет. И Ника не привлекут. Он
