оказалось еще гораздо хуже; жить за чужой счет далеко не так прекрасно, как кажется, тебе словно указывают путь, по которому идти и не дают иного выбора, подталкивают в единственно желаемом другими направлении… Я устала от такой жизни, поэтому решила действовать, рассчитывая и полагаясь на саму себя… И это было здорово. А личина лорда Брука давала мне всю свободу и полноту действий, на которые в нашей стране способен только мужчина-аристократ.
Джеймс погладил меня по щеке, я потупила взгляд, но продолжила:
— Я не обманывала тебя, когда говорила, что ты мне нравишься. Это действительно так, — щеки и без того красные, заалели еще пуще. — Я знаю, что и ты ко мне не равнодушен, но симпатия это одно, сможешь ли ты понять меня, об этом я переживала. Все же, не престало женщине пользоваться излишней свободой, быть самостоятельной. Не каждый мужчина примет тот факт, что его жена… — Джеймс вздрогнул снова, но голову поднять я не осмелилась, боясь, что не смогу закончить свою мысль, если увижу его выражение лица, каким бы оно сейчас не было, — …может прекрасно жить и без его покровительства, не нуждаясь в его статусе и средствах… Смог бы ты дать мне свободу делать то, что я пожелаю? Не запирать меня дома, веря в то, что единственный долг женщины — это рождение детей и забота о супруге? Я сомневалась, да. И в то же время верила, что мои чувства не врут, и мой Джейми не станет так поступать. Однако было страшно узнавать, как будет на самом деле.
— Флоренс, — выдохнул Джеймс. — Подними голову, посмотри на меня, сладкая моя ты девочка.
Я опасливо подняла глаза и увидела, что лицо Джеймса сияет почище новенькой монеты. Он улыбался так ярко и заразительно, что и я сама растянула губы в улыбке.
— Что же творится в твоей красивой головке, м? Разве я тиран какой доморощенный? Или старше тебя на несколько поколений, чтобы придерживаться таких патриархальных воззрений?
— Мне плевать, сколько у тебя денег, если тебе их хватает на все твои проказы и желания; если нет, то я готов добавить! Чем ты хочешь заниматься — меня волнует, но только в той мере, что я желаю знать о тебе все, и чтобы огородить тебя от возможной опасности. Я был готов упасть в этот омут с головой еще тогда, когда думал, что ты служанка. Строил планы как завоевать твое сердечко и переубедить отца принять этот брак…
Этого он мне раньше не говорил. Ничего себе. Из нас двоих он опережал меня в своих чувствах, но в конце концов я смогла за ним поспеть. Мышцы лица болели от улыбки, что не сходила с губ. Я физически не могла перестать выражать свою радость и счастье. Эти слова были слаще любого десерта который я пробовала до этих пор.
Джеймс снова дотронулся до моей щеки, и слега ее ущипнул, больно не было.
— Глупышка Флоренс, не держи больше от меня секретов, хорошо? Еще один такой лорд Брук появится во дворце, и я точно сойду с ума.
У Джеймса теперь было далеко не то каменное выражение лица, когда он принимал награду и слушал речь императора. Он улыбался так же широко, как и я. Какой разительный контраст. Мне хотелось, чтобы эта улыбка принадлежала только мне одной.
— Больше никому так не улыбайся.
«Только мне» — закончила про себя.
Я сжала руки вокруг его торса крепче, словно маленький ребенок, не желающий отпускать от себя самого любимого на свете человека.
Грудь Джеймса задрожала от смеха.
— Хорошо, сладкая. Как скажешь.
Идиллию разрушил раздавшийся из-за спины голос.
— Любо-дорого смотреть.
Филипп. Явился не запылился. Меня словно облили помоями, улыбка с лица так и слетела.
— Ваше высочество, — поздоровался Джеймс ровно, не показывая и грамма той теплоты, что он демонстрировал только что. Хороший мальчик, сохрани всю свою любовь только для меня одной. Больше никому не позволю увидеть другую, теплую и счастливую сторону моего жениха.
— Джеймс, — кивнул Филипп и продолжил, смотря на меня. — Леди Флоренс, полагаю, что изъявлять желание о разрыве договоренностей с Астерами по поводу женитьбы вы более не намерены?
У моего жениха на челюсти выступили желваки, но он вмиг смягчился, стоило мне коснуться рукой его предплечья. Теперь все встало на свои места.
— Верно полагаете, — мне было плевать на мнение Филиппа. За эти годы я смогла узнать его, но так и не пришла к пониманию. Отныне никаких интриг, никакого больше шантажа. Я улыбнулась. Мне не было жаль принца, но все же, ради этой страны, всех ее жителей и ради самого бастарда, который станет следующим императором, произнесла:
— Ваше высочество. Я искренне желаю вам потерять голову… в переносном смысле, конечно, — вовремя спохватилась. — Чтобы не спать по ночам, скучать и с ума сходить от ревности. Надеюсь, однажды вы найдете человека, ради которого сможете отбросить собственное эго, поставить его благополучие и мечты выше своих собственных.
Филипп отшатнулся, будто я его ударила. Выражение лица было неописуемо потерянным и шокированным. Наверняка воспринял мои слова как проклятье. Новый наследник был отъявленным эгоистом и лицемером, будем честны. Он готов идти по головам, чтобы достигнуть желаемого. Мне лишь хотелось, чтобы он сам испытал те муки сомнений и страданий, на которые обрекал меня своими просьбами, от которых невозможно было отказаться.
Однажды его мечта сбудется — трон почти у него в кармане — и что тогда будет делать этот бастард, потеряв смысл всей своей жизни? Кажется, сам Филипп еще до конца этого не осознал, но все то, чего он так страстно желал почти у него в руках. Но иногда, то, что ты так хотим — это не то, в чем мы на самом деле нуждаемся.
— Мы пойдем первыми, — слегка склонил голову в сторону нового наследника короны Джеймс и потянул меня к выходу.
— Погоди, — я потянула его к барельефу. — Я знаю короткий путь.
После бала напряжение в столице не утихло. Наоборот, оно только нарастало. Принца Гидеона и его матушку императрицу посадили под домашний арест. Покои дворца, в которые каждый мечтал попасть, стали для них тюрьмой. Разумеется, несмотря на тяжесть преступлений, никто и мысли не допускал, что этих людей, обладающих столь высоким статусом и являющихся близкими родственниками императора, могли казнить. Однако тенденцию нарушения закона даже самыми благородными из людей допустить правитель не мог.
Дату суда еще не назначили, но ходили слухи, активно распускаемые газетами, резко выросшими в цене из-за небывалого спроса, что этот день
