Дежурный, встретивший сержанта у входа в здание Управления, безразлично наблюдая, как бойцы вытаскивают из машин задержанных, сообщил:
— Мих, тебя капитан Лукин искал. Он в восемнадцатой с Жариковым.
— Ага, спасибо. Этих прими.
— Сам знаю. Что я — в первый раз?.. Кто на этот раз?
— Браденбуговцы, — ответил Иволгин и стал подниматься по лестнице на второй этаж.
— Опять они. Четвертая группа за сегодня, — покачал головой дежурный.
Сокальская комендатура.
Командир дежурного отделения сержант Михаил Майоров.
Двадцать первое июня.
Двадцать три часа двенадцать минут по московскому времени
— Сержант? — услышал Майоров, прикорнув у столика дежурного на стуле с кривоватыми ножками.
— Я! — вскочил он, пытаясь понять, что происходит.
— Сказал бы я тебе, кто ты, — мрачно сыронизировал лейтенант Жданов, дежуривший вместе с сержантом в эту ночь.
Рядом с лейтенантом стоял незнакомый капитан-пехотинец, который с любопытством оглядывался. Сержант сразу же насторожился — не из советников ли он? Опознать их было несложно. Своими улыбками не к месту, постоянными шутками не всегда понятного смысла и какой-то беспричинной радостью в глазах они легко опознавались понимающими людьми. Но капитан был обычным, и сержант расслабился.
— Поступаешь со своим отделением в распоряжение капитана Волкова. Поедете к Медвежонкову на заставу.
— Есть! — молодцевато кинув руку к фуражке, ответил сержант и, спросив разрешения выводить людей, побежал в кубрик, где находились его бойцы.
Через пять минут две полуторки отъехали от здания комендатуры под взглядом курившего на крыльце лейтенанта Жданова.
Через полчаса они прибыли на заставу, где их уже ждал предупрежденный командир заставы лейтенант Медвежонков. Посмотрев на него, в который уже раз Михаил не сдержал улыбки, правда, стараясь, чтобы ее не заметил сам лейтенант.
В случае с этим командиром заставы фамилия почти полностью соответствовала внешнему облику. Казалось, невысокий коренастый лейтенант сейчас заревет по-медвежьи, но ревел он обычно только команды.
Наблюдая из кабины за переговорами обоих командиров, Майоров заметил, как капитан махнул ему рукой.
— Выводи своих, идем к границе.
Через десять минут наряд пограничников во главе с командиром заставы вместе с бойцами сержанта направились к тому месту, куда их вел капитан Волков.
— Все, товарищ капитан. Дальше Буг, — тихо сказал лейтенант.
— Хорошо, встаем тут, ждем, — ответил капитан и присев облокотился на ствол ближайшего дерева. Тихо рассадив своих, сержант обернулся к капитану и увидел при лунном свете, что тот уже опустил фуражку на глаза и гонял во рту из угла в угол сорванную травинку.
Опустившись на землю в тени куста, Михаил с интересом осмотрелся. Они находились в небольшой ложбинке, которую заняли почти полностью. Бойцы сидели молча, понимали, что такое тишина на посту, лишь изредка меняя позу, чтобы не отекали конечности.
Вдруг Михаил заметил, что капитан стал как-то с беспокойством смотреть на наручные часы, которые своим белым циферблатом хорошо были различимы на расстоянии трех метров. Наконец Волков негромко цыкнул зубом, привлекая к себе внимание. Показав пальцем на часы, он двумя ткнул себе в глаза и, указав на ухо, показал в сторону границы.
И действительно — через восемь секунд стал отчетливо слышен плеск воды у берега.
— Ждем? — одними губами спросил Медвежонков.
Получив согласный кивок капитана, лейтенант напружинился, его бойцы распределились по кустам, и ложбинка казалась теперь совершенно пустой.
Придерживая рукой ветку куста, Михаил внимательно смотрел, как по склону ругаясь скатился немецкий солдат.
— Стой! Хенде хох! — негромко приказал лейтенант.
— Нихт шиссен! — судорожно выкрикнул солдат.
Неплохо знавший язык вероятного противника, сержант удивленно услышал, как капитан на прекрасном немецком обратился к солдату:
— Добрый день, камрад Альфред Лисков.
Москва. Кабинет Сталина.
Двадцать второе июня. Два часа ночи
— Значит, уже и Лисков перебежал. А остальные? — спросил Иосиф Виссарионович с задумчивым видом.
— Еще трое. Все говорят одно и то же время. То, которое мы прекрасно знаем, — ответил Берия.
— Ну что ж. Вы знаете, что делать, товарищ маршал, — обратился Сталин к маршалу Шапошникову, успевшему вернуться из-за Аномалии, где он проходил полное медицинское обследование. Шапошникова Сталин терять не хотел и потому попросил президента Лукашенко помочь в этом вопросе своими специалистами, на что Александр Григорьевич с радостью согласился, дав команду на дополнительное финансирование и на закупку медицинского оборудования за границей.
— Так точно, товарищ Сталин. Красные пакеты были вскрыты командирами ровно в двенадцать часов ночи, и сейчас уже начались приготовления к приграничным боям.
— Ну что ж, столь долгое ожидание наконец подходит к концу, подождем еще немного, — покивал Сталин и спросил у наркома: — Что там Александр? Как у него успехи?
Вопрос не был праздным: с потерей одного из двух имевшихся переходов поиски новых точек становились задачей очень важной. И потому предсовнаркома требовал новостей от поисковиков других порталов очень часто.
— Сейчас они находятся на аэродроме под Ленинградом, товарищ Сталин. Отдыхают. У Александра проблемы с горлом.
— Что? Опять жука ртом поймал? — с легкой усмешкой спросил Иосиф Виссарионович.
— На этот раз нет. Просто продуло, — ответил нарком.
Небольшой аэродром в сорока километрах от Ленинграда.
Аэродромная столовая.
Двадцать второе июня. Три часа ночи
Понятное дело, никто из нас не спал. Да и кто будет ложиться в такой день? Все мы сидели в небольшой столовой у репродуктора и молча, без интереса, играли в карты, убивая время в тревожном ожидании.
— Звух приба-аф-фь, — прохрипел я Жоре.
«Долбаная простуда! Долбаный жук! Если бы я знал, то не только бы очки надел, но и намордник! Никогда бы не подумал, что жуки забираются на двести метров! — думал я, злобно вспоминая погрызенного жука. Мало того, что я его погрызть успел, так еще и проглотить умудрился, что бесило меня еще больше. — Все, на хрен этот „кукурузник“. Опять на Компаэре летать будем!» — воспринимать всерьез нытье профессора, который постоянно нудил над ухом, что, мол, на этом открытом самолете будет больше шансов найти Аномалию, уже не было сил.
— Время, — посмотрев на часы, сказал Виктор.
