ладонь, но действовать он не спешил: медленно отошёл на пару шагов, убрал свободную руку за спину и поклонился, не отрываясь смотря на Рагиро.
Позади Райнер Финн сражался с другим Палачом, и сражались они громко, круша всё на своем пути, сжигая всё, что можно сжечь. «Геката» оставалась на воде лишь благодаря силе тех, кто ещё оставался на палубе, корма была снесена, и, будь это обычный корабль, он бы вряд ли подлежал восстановлению.
Бой Рагиро и Габриэля кардинально отличался: вёлся бесшумно и неторопливо. Они не пытались задеть что-то вокруг, сокрушить противника одним ударом или изничтожить его до праха. Их бой был похож на безмолвный диалог, в котором говорили только рапиры, соприкасаясь лезвиями друг с другом.
Габриэль улыбался, отражал удары Рагиро, но не нападал сам, лишь отступая и уворачиваясь, не воспринимая всерьез ни битву, ни самого Рагиро, ни его намерений. Он смеялся, издевался, всем видом показывая, что просто удовлетворяет желания того, кто по определению не мог быть сильнее его. Рагиро двигался быстро, резко и сосредоточено. Хотел задеть Габриэля, достать его, поставить на колени и отомстить за всё, что он делал. Но почему-то не успевал за плавными отступлениями Палача. Несколько миллиметров всегда оставались между лезвием рапиры и телом Габриэля. Это злило, но Рагиро не останавливался.
Не обращая внимания на взрывы, на огонь, на дым, застилающий глаза, они продолжали вести свой разговор без слов.
«Ты ни на что не способен!» — Габриэль сделал шаг назад.
«Ты так боишься открытого боя, что можешь только убегать?» — спрашивал Рагиро взглядом, сделав ещё один выпад. Их рапиры соединились, лязг оружия резанул по ушам, и Габриэль снова увернулся.
«Убегал из нас двоих только ты» — отвечал Габриэль. Он обернулся вокруг себя и блокировал удар Рагиро своей рапирой, по-прежнему держа за спиной одну руку в насмешку, что сможет одержать победу, не дерясь в полную силу.
«Лучше бежать от боли, чем склониться перед тем, кто тебя не ценит» — Рагиро быстро ударил, и на шее Габриэля выступила тонкая полоска крови. Она сразу же затянулась, но этого было достаточно, чтобы пошатнуть его непробиваемую уверенность в собственной победе.
Габриэль неподдельно удивился, коснулся рукой того места, где только что выступала кровь, и растеряно посмотрел на свои пальцы, потом — на Рагиро. Диалог завершился, и последнее слово впервые осталось за Рагиро. Рапира все ещё была наставлена на шею Палача, оба замерли, смотря друг другу в глаза. Габриэль внезапно взмахнул крыльями, и они обрели чёрный цвет. Голубые глаза сузились, стали ещё злее, чем были, и Рагиро понял, что издевки и игры закончились с первой пролитой кровью.
Крылья увеличились и медленно расползались во все стороны, теряя форму и образуя размытые пятна. Рагиро знал, что это за сила, и очень хорошо был с ней знаком. Тёмная энергия, чёрная магия, сила Шести Путей, подвластная лишь немногим и дарующая то, о чём многие даже мечтать не могли. Рагиро много лет назад перестал бояться этой силы и смог её подчинить. Позади него чёрная энергия приобрела форму шести тёмных полупрозрачных человеческих рук. Эти руки могли утащить в Ад по велению и желанию Рагиро.
— Значит, действительно хочешь боя? Без игр, без шуток? Тебе что, не хватило того, что сделали с тобой Палачи в прошлую нашу встречу? — голос Габриэля заледенел. Если бы лед мог говорить, он говорил бы голосом Габриэля Грэдиса. — Не знал, что ты любишь боль, — продолжил Габриэль, не услышав ответа.
Руки за спиной Рагиро сделались острее, чётче, две из них обволокли его руки и рапиру, а на их месте образовались две новые. Рук оставалось шесть.
— Оказывается, даже ты можешь быть опасным, мой дорогой Рагиро, — говорил Габриэль, чувствуя, как поменялось настроение их битвы и его собственное. — Теперь я понимаю, почему он выбрал тебя.
Рагиро не стал уточнять, что именно понял Габриэль, и сразу атаковал: так же, как и до этого. Он выбил оружие из рук Палача. Времени отреагировать у Габриэля не осталось, рапира выпала из рук и отлетела в сторону. Её сжёг чёрный огонь Шести путей, и восстановить её было уже невозможно. Габриэль усмехнулся, но Рагиро уловил в этой усмешке нотки волнения — никто до этого не выбивал оружие из рук Палача дважды за одну битву, и тем более никто до этого не уничтожал его без права на восстановление.
Одна из теней Габриэля рывком ухватила Рагиро за запястье, потянула на себя. Рагиро быстро вырвался, отскакивая к правому борту, хотел ударить Габриэля лезвием по плечу, но тот исчез и появился в нескольких метрах от Рагиро.
— Убегаешь? — спросил Рагиро, прежде чем напасть снова. На этот раз быстрее, резче, чтобы Палач не успел снова исчезнуть и сбежать.
— Ни в коем случае, — тут же ответил Габриэль. Чёрная щупальца из-за его спины резко проткнула плечо Рагиро и испарилась.
Рагиро быстро рвано выдохнул и сделал шаг назад.
«Гекату» заволокло туманом так, что люди с других кораблей вряд ли видели корабль. Райнер Финн все ещё сражался с Палачом и явно одерживал победу, пусть и был ранен. Рагиро заметил рыжую шевелюру и понял, что вместе с Райнером сражалась Джеральдина. Туман был плотный и белый-белый, а тени за спинами Рагиро и Габриэля — чёрными-чёрными. А потом сила Габриля вновь приобрела белый цвет — слишком яркий и ядовитый. Даже в тумане он выделялся острыми краями и блеском.
— Почему именно белый? — спросил Рагиро и сжал плечо. Рана заживала медленнее чем обычно.
— Потому что белый — самый чистый цвет, — незамедлительно отчеканил Габриэль.
И только после этого началась настоящая бойня. Оба сорвались с цепи, больше не думая, не разговаривая, а лишь действуя так, как велели инстинкты и подавляемые желания уничтожить друг друга.
Чёрный сцепился с белым. Туман, окружающий Рагиро и Габриэля, превратился в щит, сквозь который невозможно было пройти посторонним. Они бросались друг на друга, управляя тенями позади, и чёрные ленты-щупальца беспрекословно слушались каждого безмолвного приказа, сплетались воедино, поглощая друг друга и уничтожая до крохотных песчинок.
Никто из них толком не понимал, что происходило в те секунды неистовой поднявшейся бури. Море вокруг почернело, и волны — только в том месте, где стояла «Геката» — поднимались вверх при каждом ударе. Рагиро не выпускал из рук рапиру. Ранить Габриэля в такой суматохе казалось проще и сложнее одновременно. Проще — потому что он защищался
