жалкие жадные потомки, озабоченные лишь одним: потреблять, воровать, покупать, продавать, дожирая последнее, что еще осталось. Такой стране не нужны сокровища моей зоны. Они прожрут и пропьют их быстрее, чем вырастет трава на последних наших могилках.
Согласен, наша система была жестокой. Но она была правильной. Потому, что она думала о будущем и работала на него. Поэтому был народ. Сегодня нет народа – и теперь уже никогда не будет. Матери, которые выбрасывают своих новорожденных младенцев на помойку, чиновники, которые обездоливают детей и убивают стариков, отнимая у них последние крохи, продают за границу свои леса и недра, безликое население, разворовывающее все и вся, – это не народ. Как в Дантовом кругу ада оно будет пожирать само себя, пока окончательно не сгинет, не оставив о себе даже памяти. Некому будет оставлять. Потомков не будет.
Думаете, наверное, сейчас – нахапал генерал из своей сокровищницы и подался за оставшимся хвостиком счастливой и сытой жизни, подальше от своей зоны. Можете верить, можете не верить – все на месте до единого камушка и крупинки. Единственное, что прихватил с собой – бюстик вождя, сделанный по моему личному указанию. Помните, Ольга Львовна, он всегда стоял на моем столе. Все остальное оставляю там, где и было. И, слава богу, что никто теперь этим не воспользуется.
Алексей Юрьевич Николаев, мне понравилось, что вы верите в Бога. Егор рассказал, что вы перекрестились, входя в наши пенаты. Правильно сделали. Почувствовали грядущий Апокалипсис. До него вам остается всего два с половиной дня. Посоветуйте вашим товарищам не предпринимать абсолютно никаких действий, иначе не останется и этих двух дней.
Ольга Львовна, вы единственная, о ком я искренне пожалею. Но вы сами выбрали то, что выбрали. Не повезло вам в этой жизни. Прощайте.
Гул и треск помех динамиков, которыми была заполнена, казалось, вся зона, на время смолк, а через минуту зазвучало «Наверх вы, товарищи, все по местам, последний парад наступает…»
– Он что, серьезно? – с интонацией безмерного удивления от услышанного сказал Омельченко. – Народ-то ему чем насолил? Жил здесь, как хотел, кладбище вон на полгектара устроил, бюстик спер. И еще разоряется. Генерал задрипанный!
– Сам себе повышение раз в два года организовывал. Пока до генерала не дослужился. Хватит, говорит, а то в нескромности обвинят, – прокомментировал нелестный омельченковский отзыв о генерале Егор Степанович.
– Зря, Егор, я твоему совету не последовала, – сквозь слезы сказала Ольга. – Тогда еще надо было…
– Надо было, – согласился Егор. – Улетело – не воротишь. Только вы, Ольга Львовна, не расстраивайтесь. Вас я в любом случае на волю без всяких осложнений доставлю. Насчет товарищей сомневаюсь, а вы женщина легкой комплекции. Росомаха там запросто проходит, вы тоже проникните.
– Уверены, что есть такая возможность? – оживился Пугачев.
– Был бы не уверен, не говорил.
Наконец и я очнулся от всего виденного и слышанного.
– Есть предложение, – бодрым тоном начал я излагать только что пришедшие мне в голову мысли. – Путь через хребет у нас в любом случае остается. И если Ольга Львовна сможет другим путем, то мужики уж как-нибудь. Экипируемся соответственно и бегом. Наверняка не такой уж он непроходимый, этот хребет.
– Сгодится как запасной вариант, – поддержал Пугачев.
– Можно два слова старому зэку спецпоселения? – вмешался Егор Степанович. – Для уяснения, что и как.
– Излагай, – разрешил Пугачев.
– В ту сторону у нас никогда даже охраны не было. Гуляй, если такая потребность появилась.
– Гуляли?
– По первости очень даже много желающих находилось.
– Результат?
– Через два-три дня, самое большее – четыре, назад бегом. На любое наказание соглашались, только бы в барак, на нары, на старое место допустили.
– Интересовались, что там с ними такого особенного происходило?
– Как не интересоваться. Так они и сами не знают. Никак невозможно там находиться – и все дела.
Пугачев надолго задумался.
– Оставляем хребет как запасной вариант. Еще предложения будут?
– Считаю, – снова сорвался я с места, – у генерала имеется какая-то связь. Он сказал, что регулярно слушает новости. Значит, кто-то сделал ему связь! Потом смотрите – книги, словари совсем недавнего выпуска. Продукты, лекарства наверняка тоже кто-то поставляет. Не подножным же кормом вы здесь питаетесь.
– Кстати, о птичках, – ворохнулся Омельченко. – Сутки уже во рту ни крошки. Недаром мне Надежда снилась. У вас когда тут обедают? Ну хотя бы перекус какой?
– Насчет пропитания полный порядок, – стал объяснять Егор Степанович, с явным удовольствием взявший на себя роль местного старожила и всезнающего гида. – Тушенки, сгущенки лет на десять хватит при наличном населении. Мучица там, рожки-макарошки тоже имеются. Причем прошу заметить – сколь лет хранятся, а все свежак. О червяках, мухах и прочей фигне мы тут понятия не имеем. Полная эта… стерильность. Деньков за пять до вашего ультиматума лосятиной разжились. Донатас расстарался. Ему какую дичь не закажи – как в ресторане. Тика в тику. Ольга Львовна насчет ягоды и других там витаминов полностью обеспечивала. Так что питание, как на курорте – живи-не хочу.
– Ну что ж, едой мы на эти два дня во всяком случае обеспечены, – мрачно пошутил Пугачев. – Алексей, ты, кажется, хотел докончить свою мысль?
– Надо искать рацию, – уверенно заявил я. – Не может быть, чтобы без связи.
– Вот мы этим с тобой сейчас и займемся, – решил Пугачев. – А наши коллеги по временному заключению подготовят что-нибудь съедобное, не очень обременительное для готовки. Время, как вы все понимаете, нам надо сейчас ценить и беречь.
* * *
– С чего начнем? – довольно бодро начал я, пытаясь открыть дверь в комнату, в которую исчез генерал.
– Считай, уже начали, – подойдя ко мне, сказал Пугачев и изо всех сил пнул запертую изнутри дверь. Дверь, явно не рассчитанная на применение грубой физической силы, выворотив петли, упала внутрь, уронив стоявший посередине комнаты стул, и мы вошли, судя по всему, в генеральскую опочивальню. Поскольку в комнате никого не оказалось, окон и никаких других дверей не было, пришлось внимательно оглядеться, отыскивая загадку исчезновения генерала. Треть помещения занимала низкая тахта, покрытая пушистым пледом, а на низкой тумбочке у тахты расположился суперсовременный японский приемник с огромным количеством диапазонов и вещающих на всех языках мира станций.
– Что и требовалось доказать, – подвел я итоги беглого осмотра, показав на приемник. – Поставки имеют место быть.
– Странно другое, – задумчиво сказал Пугачев. – Мои ребята несколько раз пытались включить похожую игрушку – молчит, как рыба об лед. В районе озера чирикает, но весьма ограниченно. Мы потому туда и перебазировались. Без связи операция обречена. Посмотрим, как здесь…
Он включил приемник, и тот бодро отозвался десятками голосов
