мной, и отряд zaptieh занят оживленной работой по защите нас от толпы людей, преследующих нас. Они специально вооружены по этому случаю длинными хлыстами, которыми они безжалостно стелят вокруг себя, видимо, слишком обрадованные возможностью заставить пыль взлететь над плечами этих бравых воинов, поскольку напор толпы вызывает их волнение. Время и место начала провозглашены Вали и стали широко известны, и около трех тысяч человек уже собрались, когда мы прибыли. Среди них видно доброе лицо Сулеймана Эффенди, который в своем качестве мэра рано встал и прибыл с силой zaptiehs для поддержания порядка и с небольшим количеством друзей. Вот, также наш скромный друг - армянский пастор, непреодолимая привлекательность грешного велосипеда временно преодолела его презрение к помпам и тщеславию светских показов.
"Англичане всегда пунктуальны!" говорит Сулейман Эффенди, глядя на часы. Посоветовавшись друг с другом, мы убедились, что пришли точно к минуте. Человек по имени Мустафа, кузнец, который приобрел завидную репутацию благодаря красивым подковам, которые он делает, теперь представляет себя и просит подойти, чтобы исследовать механизм велосипеда. Среди офицеров, стоящих рядом, возникает вопрос: сможет ли Мустафа сделать такой же. Сам Мустафа думает, что может, при условии, что у него всегда будет под рукой моя копия.
«Да, - предлагает практично настроенный Сулейман Эффенди, - да, Мустафа, у тебя может быть достаточно много marifet, чтобы сделать такой же, но когда ты его закончишь, у кого из нас будет достаточно marifet, чтобы ездить на нем?»
«Правда, Эффенди, - торжественно соглашается другой, - мы должны были бы вернуть англичанина, чтобы он поехал на нем для нас, после того, как Мустафа это сделает».
Мэр теперь просит меня проехать по дороге один или два раза, чтобы успокоить шум толпы, пока не прибудет Вали.
Толпа вдоль дороги огромна, и на соседнем холме, откуда открывается вид на действо, стоят несколько повозок с женщинами, женами и родственницами чиновников.
Мэр снисходительно относится к своим людям, позволяя им проходить по проезжей части, просто приказывая zaptih держать мою дорогу сквозь нарастающую толпу свободной.
Находясь на демонстрационном участке, в окончании второго оборота, прибывает Вали в государственном снаряжении и в сопровождении довольно внушительного отряда телохранителей - конных zaptih. Их командир - красивый черкес с военной выправкой в живописном военном костюме Кавказа. Губернатор, сразу же приказывает своим всадникам полностью убрать людей с дороги - приказ, который легче отдать, чем выполнить. После обычного обмена приветствиями я быстро сажусь в седло и катаюсь по очень широкому гладкому шоссе между двумя компактными группами восхищенных туземцев. Волнение накаляется, и люди хлопают в ладоши и одобрительно кричат во время представления, в то время как всадники быстро скачут туда-сюда, чтобы не дать им вторгнуться на дорогу после того, как я проехал, и не мешать взгляду губернатора. После пары кругов, я спешился у кареты Вали. Сердечные прощания, взаимные пожелания удачи со всех сторон, и я уезжаю. Проезжая на скорости около десяти миль в час, среди шумных похвал, по крайней мере, четырех тысяч человек, которые наблюдают за моей удаляющейся фигурой, пока я не исчезну за перегибом холма. В дальнем конце основной толпы разместилась «нерегулярная конница» на лошадях, мулах и ослах. Среди последних я замечаю нашего гениального друга, вчерашнего безрукого юнца, которого я теперь осчастливил кивком признания вчерашнего мимолетного знакомства с ним.
В течение нескольких миль путь продолжается по довольно гладкой и непростой дороге, ведя меня через область невысоких покрытых виноградниками холмов, но очень скоро я подъезжаю к недавно проложенной дороге, упомянутой Вали. После чего, как и в случае с настоящей любовью, моё стремительное движение редко идет гладко в течение длительного времени, хотя ослиные тропы, пригодные для верховой езды, иногда проходят параллельно с проложенной фиктивной chemin de fer. Миля за милей я теперь еду и еду поочередно то по ослиным тропинкам, то вдоль искусственной трассы, которая могла бы быть предприятием, достойным европейского государства. Поверхность дороги либо гравийная, либо из битого камня, и хорошо округленная для самодренажа. Она проложена по горам, через ручьи построены деревянные мосты с мощными скальными опорами. Единственно чего не хватает, так это транспортных средств, которые бы использовали её. А если транспорта нет, то, казалось бы, было бы ненужным и излишним расходовать труд людей на то, чтобы проложить такую дорогу через страну, большая часть которой пригодна лишь для выпаса коз и буйволов. Помимо полдюжины экипажей в Ангоре и нескольких легких правительственных postaya araba - новшество для конной перевозки почты, недавно появившееся в результате улучшенных дорог и совершающих еженедельные поездки между такими пунктами, как Ангора, Йозгат, и Токат - единственными транспортными средствами в стране являются тележки запряженные буйволами более крупных фермеров, грубые самодельные арабы с деревянными колесами, чей адский скрип слышен за милю, и на которых редко удаляются от дома, предпочитая им вьючных ослов и пешеходные тропы при поездке в город с продуктами. Возможно, со временем транспортное движение может появиться в результате подходящих дорог, но туземцы не спешат внедрять новые улучшения. Примерно через два часа от Ангоры я прохожу через болотистый нагорный бассейн с несколькими небольшими озерами, а затем выхожу в гораздо менее гористую местность, минуя несколько грязных деревень, жители которых являются темнокожими людьми - туркменскими беженцами. Я думаю, - которые гораздо меньше обращают внимания на свою личную чистоту, чем деревенские жители к западу от Ангоры. Их грязные лачуги, казалось бы, указывают на последнюю степень бедности, но многочисленные стада коз и стада пасущихся буйволов, по-видимому, рассказывают несколько иную историю.
Женщины и дети, кажется, в основном заняты производством плиток из tezek (большие плоские лепешки из навоза буйвола, смешанные с измельченной соломкой, которые «лепят» на наружные стены для просушки; это дает очень хорошее топливо, как «buffalo chips» на американском западе), и складыванием его на кровле, с предусмотрительным предвидением приближающейся зимы.
Как только тьма начинает сгущаться, я подъезжаю к одному из этих бесперспективных населенных пунктов, которые, кажется, сейчас свойственны местности и не характерны для какой-либо конкретной нации, поскольку тот, к которому я прихожу, является чисто турецкой деревней. После обычных предварительных экзаменов по пантомиме и традиционого bin, bin меня ведут на просторную плоскую крышу, объединенную общим покрытием нескольких жилищ и конюшен.
Эта крыша такая же гладкая и твердая, как и местное гумно, и, зная из недавнего опыта, надежный способ покорения сердец этих милых и добрых деревенских жителей, я поднимаюсь и сразу же завоевываю их всеобщее восхищение и аплодисменты, катаясь несколько кругов по крыше.
