— Отец! Еще ничего не известно. Могут отказать.
— От меня вы все отказались давно. Какая разница, где жить станете? Вчера было сказано сполна. Я сделал выводы и выбор.
— Ты ищешь повод! Для ссоры и ухода? Мать говорит, что так было всегда!
— Я любил вас! Обоих! До бесконечности! Подтвержденьем тому — мое одиночество. Я всегда стремился к вам и постоянно получал отставку. Меня никогда не ждали. Я жил призраком, как ты сказал в детстве и оказался прав. Я устал жить без тепла и пониманья, лишним, любимым лишь в письмах и на словах. Я ни разу в жизни не получил тому подтвержденье. И больше не верю!
— Я жил и рос без тебя. Но даже теперь, когда мы можем по быть вместе, ты уходишь. Хотя никто не гонит тебя.
«Павел Николаевич! Вас срочно к телефону!» — послышался в рупор голос диспетчера.
— Я скоро! Подожди! Ведь ты не уедешь? — спросил на ходу.
— Моя фура пока на запасном пути, — отшутился Николай невесело и с тоской посмотрел вслед сыну.
Едва Павел исчез в диспетчерской, в ворота въехала знакомая фура. Николай вмиг узнал Евгения. Тот стал в хвост очереди, не приметив Калягина. А Николай, подойдя сзади, ухватил водителя за локоть. Женька повернулся. Отскочил испуганно:
— Черт! Что за шутки? — Смотрел, вылупив глаза.
— Не узнал? Я вовсе не черт! Собственной персоной перед тобой!
— Как? Откуда взялся?
— С обочины! О какой реке ты намолол Мака- рычу?
Женька подошел вплотную. Ухватил за плечо, за голову.
— В самом деле! Живой! Колька! Как же ты смог? Как повезло?
Женька, обалдевший от радости, ходил вокруг Калягина, не веря своим глазам.
— Что случилось тогда? Как я оказался на обочине? — спросил Николай.
— Мне по башке звезданули. Я и вырубился. Очухался не скоро. На мое счастье военная машина шла. Притормозила. Успели одного рэкетира прихватить. По случайности не успел смыться. Шарил в твоей сумке. Остальные сквозанули. Прижали его. Раскололся до самой задницы. Оно и так все было явно. Гришку не успели закопать. А тебя, так и сказал, в реку скинули. Где искать? Где скинули? Он не видел. Вломили ему за вас обоих, оставили подыхать на дороге. Меня откачали кое-как. Я через пару часов дотянул до Смоленска, оттуда позвонил Макарычу. Сказал, что случилось. Он поначалу на меня наехал. Да так, что я озверел. Хотел уйти от него. Но в Москве увиделись, обговорили все спокойно. Он сам ездил Гришку хоронить. А тебя так и не нашли… Тебя Макарыч видел?
— Конечно!
— Прости, Николка! Так дерьмово получилось. Я и сам не знаю, как выжил в тот день. Гришкина баба до сих пор на меня косится. Но что я мог с д е лать? Вон, Макарыч не может найти рэкетиров. А уж не нам чета. Его фартовые всю Россию про- шмонали. Пока без пользы и результата!
— Ладно, Женька! Сменщик у тебя имеется?
— Да! Нашел мужика! Ничего, свойский человек! Но до тебя далеко ему! Бздиловатый! И жадный! Но не до выбора! Да и где лучшего сыщешь? Не все теперь соглашаются рейсовать и рисковать.
— А что ты хочешь? Один такой случай может стоить жизни…
— Ну, ты вернешься ко мне? — глянул в глаза Калягина, боясь отказа.
— Я уже дал слово Макарычу. С тобой останусь!
— Спасибо тебе, Коляп! Хоть ты понял! Значит, живем! И снова вместе!
Николай рассказал Евгению, что ему придется пожить в Красноярске с неделю, пока он — Калягин — оформит сдачу грузов.
— Да ладно, Николай! Разберемся. Надо, значит, подожду. Но вечером мы увидимся в гостинице? Я в «Сибири», как всегда!
Хотел назвать свой номер в гостинице, но в это время чья-то рука взяла Николая за локоть.
— Отец! Срочно нужно поговорить! — увидел Калягин сына и удивился.
Павел улыбался, но в глазах стыла растерянность.
— Пошли ко мне, — привел в кабинет, усадил напротив. И долго искал подходящие слова, не зная, с чего начать.
Николай смотрел на Павла, не понимая, что с ним произошло.
— Мне позвонили. Понимаешь? Сообщили, что нас берут. Всех! В Штаты! Теперь это окончательно. Имеется официальное разрешение. Нужно оформлять визы. Это недолго. Много времени не займет. Мы уедем… Прости, отец! Я знаю, что огорчил тебя. Но мы так долго ждали этого решения! — смотрел виновато.
— Ты не огорчил. И не беспокойся. Я проживу. У каждой птицы свои крылья и свои гнезда. Чего тревожишься? Не пропаду!
— Прости нас! Меня прости!
— За что?
— Я виноват! Я все это затеял! Устал от жизни здесь! А главное, надоело все! Вчера опять звонили по телефону. Грозят расправой уже с детьми, надругательством над дочкой. Этого не переживу! Народ вконец озверел. Нет закона и защиты! Мы бесправны, как рабы! И это не скоро кончится. Рисковать дальше не могу! Семья не простит. Всегда жить под страхом — устаешь. А потому уезжаем. Там мы станем вновь людьми. Нас не осмеют и не обманут. Нам никто не посмеет грозить.
— Возможно, ты прав! Главное в жизни — дети. Это хорошо, что о них беспокоишься. Из тебя получится прекрасный отец, и я горжусь тобой, сынок! Береги их!
— Я знаю, как подло поступаю с тобой! Но что мне делать?
— Уезжайте! Решили! Значит, так надо! А я останусь здесь — в России. Она неказистая, как моя судьба! А значит, стоим друг друга. Но и к нам возвращаются весны. Проходят зимы. И мы снова живем. До следующих холодов. Они случаются и среди лета! И здесь, и за рубежом! Когда наступит оттепель, птицы возвращаются в свои гнездовья. Жаль, что не все. Но… Чем черт не шутит, может, еще увидимся. Как говорит Макарыч, земля круглая. И сколько ни ходи по ней, человек с человеком обязательно встретится…
— Ты будешь обижаться на меня? — вздохнул Павел.
— За что? Не имею права! Ведь твоей семье грозят! И угроза реальна! Чем я смогу помочь в случае, если б решил остаться? Ничем! Я для рэкета — не помеха. Всего одной пулей больше потратят. Да и что моя жизнь? Она, считай, прошла! А вот вам — надо жить. Не думай обо мне!
— Я много думал. Иного выхода нет. Там мы быстро встанем на ноги. И я помню свое обещание тебе!
— Забудь, сынок! Я никуда не уеду! Как бы ни было хорошо там, но чужбина, она и есть чужбина. Мне уже поздно переделываться, подстраиваться под нее. Да и по совести говоря, я в своей семье, среди вас, чужой человек. Вместе жили мало. Письма и телефонные разговоры — это все, что заменяло наше общение. Мы не стали родными, мы не связаны главным — родством душ. А фамилии и отчества ни к чему не обязывают. И ты успокойся. Ты сам — отец! Поступай, как считаешь нужным и правильным.
— Но мы с тобой не прощаемся!
— Я пробуду в Красноярске еще неделю. И мы с тобой увидимся. Тем более, что здесь, на складах, остаюсь на эти дни! Так что сумею повидать внучат, если не передумаешь и позволишь мне познакомиться с ними!
