Артузов задавался вопросом: в какой должности ему предстоит теперь продолжить службу в своем старом ведомстве? У него звание корпусного комиссара, соответствует специальному званию комиссара госбезопасности третьего ранга. По три ромба, как у него, носят два заместителя наркома. Стало быть, ему должны предложить должность, соответствующую званию. Если не в центральном аппарате, то, может быть, начальником управления НКВД в крупном центре? Он бы поехал…
Принял Артузова начальник секретариата НКВД Яков Абрамович Дейч. Никогда раньше Артур Христианович его не видел. Впечатление неприятное. Невзрачный, между тем — комиссар госбезопасности третьего ранга. Два ордена, интересно, за что получил?
Поздоровавшись, не вставая с места, глядя куда-то вниз, Дейч быстро ввел Артузова в курс дела:
— Вы назначены приказом наркома научным сотрудником на правах помощника отдела в восьмой отдел. Начальник отдела майор госбезопасности Цесарский уже предупрежден.
Артузов был ошеломлен. Не сразу даже понял, о чем речь.
— Восьмой — это…
— Учетно-регистрационный.
— Мне бы хотелось поговорить с Николаем Ивановичем, — начал было Артузов.
Дейч словно ждал этой просьбы, почти прервал на полуслове:
— Товарищ народный комиссар вызовет вас сам, когда сочтет нужным…
Начальник 8-го отдела ГУГБ майор госбезопасности (один ромб в петлице) Цесарский при разговоре с Артузовым явно чувствовал себя не в своей тарелке. У него в подчинении неведомо почему очутился корпусной комиссар, к тому же старый чекист, личность в контрразведке и разведке легендарная. Артузов, делая вид, что не видит в этой ситуации ничего особенного, чтобы не вступать сразу в конфронтацию с этим майором, который, собственно, ни в чем перед ним не виноват, сразу спросил:
— Каковы будут мои обязанности в отделе?
Цесарский облегченно вздохнул и вполне дружелюбно ответил:
— Близится двадцатая годовщина образования органов ВЧК — ОГПУ — НКВД. Руководство решило к юбилейной дате издать книгу, закрытую, для служебного пользования. Лучше вас никто в наркомате нашу славную историю не знает. Ваше единственное задание — не мое, руководства — такую книгу написать. Все архивные материалы хранятся в нашем отделе. Вам будут доставлять любые «дела» по вашему усмотрению.
Цесарский даже сам проводил Артузова до его нового кабинета (хорошо еще, что отдельного). Небольшая комната, канцелярский шкаф, письменный стол под зеленным сукном и стеклом. Одно жесткое кресло. Один стул. Настольная лампа. Письменный прибор. Пепельница. У окна круглый столик с графином и двумя стаканами. Древний английского производства сейф. И портрет нового народного комиссара на стене напротив стола[50].
Начало тридцатых было для советских органов государственной безопасности периодом жесточайшей междоусобной войны нескольких чекистских кланов. Тогда на Лубянку приходили новые люди. Такое же положение было и тогда, когда Артузов снова оказался на Лубянке. Неудивительно, что с Цесарским Артузов ранее не встречался.
Цесарский пришел в НКВД всего три месяца назад, вместе с Ежовым, у которого три года проработал до того референтом-докладчиком. Он хорошо знал, какие неожиданные повороты случаются в цековских кабинетах, как неожиданно там могут и вознести, и обрушить.
Артузов, конечно, чувствовал себя если не оскорбленным, то обиженным, если не обиженным, то по меньшей мере непонятым. Он не мог понять, почему при назначении в Разведупр беседе с ним отвели шесть часов, а когда снимали, то не дали возможности даже отчитаться за проделанную работу.
С Ворошиловым объясняться бесполезно, хотя Артузов мог бы попытаться это сделать: у него по чьему-то недосмотру при уходе из Разведупра не отобрали постоянный пропуск в Наркомат обороны СССР.
В общем, казалось бы, в родных стенах Лубянки Артур Христианович почувствовал себя неуютно.
Артур Христианович решил написать письмо Сталину как своего рода отчет о проделанной в Разведупре работе. Сталин его туда посылал, значит, он должен быть информирован о том, как выполнены его задания.
Письмо Артузов написал за несколько дней (оно заняло около двадцати страниц), 17 января 1937 года подписал его и отправил адресату, разумеется, не по почте.
Ответа на письмо Артузов не получил, впрочем, он на это и не рассчитывал. Его целью было всего лишь сообщить секретарю Центрального Комитета, что он проделал за два с половиной года, проведенных в Большом Знаменском. В письме Артузов упоминает о своих встречах с Ежовым — таковые действительно имели место, поскольку тот до назначения наркомом НКВД курировал и военную разведку. Человек дела, Артузов взялся за порученное ему руководством. Работа по составлению истории ВЧК — ОГПУ, фактически навязанная ему сверху, чтобы чем-то на время занять уже никому не нужного корпусного комиссара, неожиданно захватила Артура Христиановича по-настоящему. Он затребовал и получил из архива многотомное дело Сиднея Рейли, которое раньше знал назубок во всех тонкостях, но теперь, конечно, много подзабыл, дело о похищении генерала Кутепова — с ним в деталях ознакомился впервые, освежил в памяти операцию «Трест».
С грустью узнал, что Ягода, не поставив Артузова в известность, арестовал Александра Александровича Якушева и что тот вскорости скончался в заключении[51].
Однако существует и другое мнение, что никто из бывших начальников Якушева в КРО, включая Артузова, не захотел (или не смог помочь ему). Якушев, как и Артузов, за верность получил смерть.
В книге об истории ВЧК — ОГПУ — НКВД Артузов хотел рассказать о создании пограничной охраны. Между тем события на Лубянке развивались трагически для Артузова.
В первые же несколько недель и месяцев своего пребывания на Лубянке Ежов снял со своих постов и арестовал около трехсот руководителей органов госбезопасности на местах и ответственных сотрудников центрального аппарата НКВД (всего же за два года Ежов, по его собственному выражению, «почистил, но недостаточно» четырнадцать тысяч чекистов, причем почти все были расстреляны).
В первую очередь уничтожались старые чекисты, зачастую большевики с дореволюционным стажем, участники Гражданской войны, люди объективно честные и порядочные, просто неспособные к фабрикации липовых дел, избиениям заключенных и иным подлым методам. Арестовывали многих, однако арест двоих — Сосновского и Илинича — взволновал Артузова и сказался на его судьбе. О Сосновском уже достаточно сказано автором книги.
Комиссар госбезопасности третьего ранга Игнатий Сосновский (Добржинский) — первый заместитель начальника УНКВД Саратовского края. «Крестник» Артузова. На февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) Ежов скажет о Сосновском: «…Инициатива отстранения его от работы в Наркомвнуделе принадлежит товарищу Сталину… После этого его стали понемножку отстранять от работы и, наконец, сейчас мы его арестовали».
