— Вы не поняли, — настаивал Лэм.
Катарина видела в его глазах страх и отчаяние, и у нее разрывалось сердце. Она обратилась к Бэрри:
— Хью?
Бэрри только широко раскрыл глаза.
— Чем он занимается, Хью?
Когда он не ответил, побледнев больше прежнего, она крикнула:
— Отвечайте, Хью, вы мне обязаны жизнью! Бэрри медленно поднялся на ноги.
— Я и Лэму обязан жизнью, Кэти.
Катарина повернулась к мужу, сжав кулаки. Она чувствовала боль в сердце. Ее охватил беспримерный, всепоглощающий ужас.
— Как я не поняла вас, Лэм? Как?
— Моя поддержка Фитцмориса, — сказал он, — просто уловка.
Катарина уставилась на него. В это мгновение весь ее мир рухнул. Его слова были откровенным признанием вины.
— Значит, вы этого не отрицаете? Вы оказываете помощь злейшему врагу моего отца?
— Катарина… я помогаю ему, но это совсем не то, что вы думаете. Я руководствуюсь интересами вашего отца.
Боже! Он помогал Фитцморису.
— Интересами моего отца? — прошептала она. Ее глаза наполнились слезами. О Боже, как такое могло случиться? Как мог Лэм предать ее? Ведь он был ее мужем!
Лэм говорил вполголоса, успокаивающим тоном, но Катарина повернулась к нему спиной, закрыв лицо руками. Ее всю трясло. Она не слышала ни единого слова. Лэм, которого она любила, поддерживал Фитцмориса, когда всего несколько месяцев назад она просила его помочь ее отцу. Он солгал, сказав, что помогает Фитцджеральду, просил ее довериться ему. И она доверилась.
Значит, Лэм ее не любит. О Господи!
Бэрри вышел из комнаты, оставив их одних, но Катарина этого не заметила.
— Катарина, — прошептал Лэм, крепко обхватив сзади ее плечи, — я пытаюсь объяснить вам эту игру. Вы должны меня выслушать.
Катарина вырвалась и повернулась к нему с искаженным от ярости и ненависти лицом.
— Здесь нечего объяснять! Ублюдок! Обманщик! — Она набросилась на него с кулаками.
Лэм стоял молча, не двигаясь, пока она с рыданиями колотила его по груди, оплакивая потерю любви, которой никогда не существовало, выплескивая непереносимую боль из-за его предательства. Заливавшие ее глаза слезы не дали ей разглядеть его слез.
— Я пытаюсь объяснить вам, почему весь этот год я снабжал Фитцмориса, — без всякого выражения сказал он. — Но вы отказываетесь понимать, отказываетесь доверять мне. Вы не слышали ни единого слова из того, что я говорил.
Катарина уставилась на него, потрясенная еще больше, в полном отчаянии. Он целый год снабжал папистского фанатика? Значит, он стал союзником кузена ее отца сразу после того, как встретился с ней?
— Нет! — Она подняла ладони, словно отталкивая его. Никогда еще ни к кому она не испытывала такой ненависти. — Не дотрагивайтесь до меня!
— Вам необходимо выслушать меня, — сказал Лэм в порыве гнева, опустив руки.
— Я больше никогда не стану вас слушать! — воскликнула она, желая причинить ему такую же боль, какую он причинил ей. Но она не могла, потому что любила его, а он ее не любил!
— У меня есть план, Катарина, — начал Лэм с таким серьезным, таким искренним выражением, что Катарина отступила на шаг.
— Нет! — выкрикнула она. И зачем только она сожгла письмо своего отца! Ей так хотелось сейчас ткнуть ему в лицо этим письмом.
— Катарина, мой план был опасен и трудно выполним, и его первым этапом было укрепление позиций Фитцмориса, — заговорил Лэм, не сводя глаз с ее лица.
— Нет! — снова выкрикнула Катарина. Слабая надежда в ее сердце заставляла выслушать его, но Катарина отказывалась внимать его словам.
— Вы возбуждены, и я вас отлично понимаю. — Он подошел к сервировочному столу и налил виски в бокал.
— Вы меня не понимаете, вам этого не дано! — голосила Катарина, следуя за ним.
Он повернулся к ней, протягивая бокал.
— Выпейте.
Катарина выбила бокал из его руки. Они уставились друг на друга.
— Я не хочу причинить вам боль, — сказал Лэм. — Я никогда бы не сделал вам больно.
— Вы не можете сделать мне больно, — нелогично заявила Катарина, заливаясь слезами. — Видите ли, мы с вами похожи. — Она горько рассмеялась. — Оба готовы рисковать, оба готовы притворяться, готовы использовать друг друга для своих личных целей.
Лэм напрягся, уставившись на нее. Катарина с вызовом ответила на его взгляд. Она почти ничего не видела от нахлынувшей на нее боли. Лэм наконец произнес:
— Вы слишком честны, чтобы играть в те игры, о которых говорите.
— Вот как? — Она истерично захохотала. — И вам не хочется узнать, что я имею в виду, дорогой?
— Не думаю. — Его серые глаза настороженно блеснули.
— Помните письмо, которое отец прислал мне в июле? То, что вы мне привезли? — резко спросила Катарина.
— Да.
— Я его сожгла. А знаете почему?
— Нет. И знать не хочу. — Но он застыл как вкопанный, не сводя с нее глаз.
В комнате наступила такая тишина, что можно было слышать неровное дыхание Катарины.
— Я его сожгла, чтобы вы не могли найти его и прочесть, чтобы вы никогда не могли узнать его содержание.
— А теперь вы собираетесь сообщить мне, что было в письме, верно?
— Да! — Она ударила его в грудь кулаком. Лэм как будто не заметил удара. — Да, будьте вы прокляты, да! Еще когда я не обвенчалась с Хоуком, мой отец просил меня, чтобы я вас использовала! Завлекла вас в постель или к алтарю! Он хотел, чтобы я поработила вас, сыграв роль соблазнительницы. Хотел, чтобы я женила вас на себе! Слышите, Лэм!
Лэм смотрел на нее с выражением нарастающего понимания и ужаса.
Выкрики Катарины перемежались истерическим смехом.
— И я сделала, как он просил. Это была игра, Лэм, всего-навсего игра, и каждый вздох и стон был чистым притворством с целью разжечь вашу похоть, привязать вас ко мне. Я притворялась, что только и думаю о вас и вашей любви, притворялась, что не смогу жить без вас и ваших прикосновений, притворялась, что люблю вас! — Из ее глаз снова полились слезы. — Предполагалось, что в результате вы станете помогать моему отцу, а вовсе не Фитцморису!
— Если это было для вас только игрой, то почему вы плачете? — хрипло спросил он.
— Потому что я проиграла! О Боже, я отдала вам себя — и я проиграла! А вы, будьте вы прокляты, вы обманули меня, вы помогали папистскому изменнику!
Лэм уставился на нее так, как будто видел перед собой совершенно чужого человека.
Катарина торжествующе улыбнулась сквозь слезы.
