Можно выделить не только основные положительные качества, которыми наделялись депутаты в фольклорных нарративах, но и определенную иерархию этих качеств. Главная добродетель депутата – то, без чего он не может выполнять свою функцию «еврейского заступника»: «мсирас нефеш». Это выражение можно перевести как «экстатическое самопожертвование, самозабвение, преданность, приверженность, одержимость своим делом». Мотив «мсирас нефеш» раскрывается на протяжении всего повествования: едва услышав о том, что где-то притесняют его единоверцев, депутат готов бежать «как стрела из лука» посреди ночи, в лютый мороз или проливной дождь, дерзко и изобретательно проникать в канцелярии, особняки вельмож и даже в императорский дворец или в императорский экипаж. Депутаты отличаются чудовищной «наглостью» и напористостью. Они «отлавливают» нужных им сановников ночью на улице и на балу во дворце, настойчиво добиваются, чтобы их выслушали и приняли меры: «Так иди и доложи министру, что его спрашивает еврей Нота Шкловер», «Я вам не какой-нибудь нищий и убогий, у меня денежки есть», «В который раз вас прошу, господин граф, будьте так любезны, напишите письмо императору» и т. п. – характерные образцы речевой характеристики депутатов в тех рассказах, где имеется передача прямой речи. Несколько развернутых нарративов построено по одной схеме: бедствия и несправедливые гонения, постигшие общину или отдельного еврея, путешествие в Петербург к депутату, успешное заступничество депутата за соплеменников.
Интересен сюжет, в котором депутат смог спасти еврейскую общину только потому, что высшему обществу столицы были свойственны те же суеверия, что и белорусским крестьянам. Через местечко Калинковичи проводили по этапу арестантов, среди которых был один еврей, которого отпустили в сопровождении конвойного в синагогу на Йом-Кипур. Во время чтения молитвы «Кол нидрей»[1209] арестант сбежал, и никто не мог его найти. Раввина и пятерых членов кагала посадили под арест. Каждый день их били палками, стараясь добиться признания в содействии к побегу арестанта, который к тому же оказался главой разбойничьей шайки, осужденным за ограбление нескольких церквей. Жители местечка обратились за помощью к еврейскому депутату Зунделю Зонненбергу. Когда же Зонненберг рассказал о случившемся «министру по еврейским делам», выяснилось, что, по мнению министра, евреи Калинковичей ни в чем не виноваты, ибо «арестанта унес нечистый. Ведь всем известно, что во время чтения “Кол нидрей” одного из присутствующих в синагоге евреев уносит черт». Образ черта, который уносит евреев во время молитвы в Йом-Кипур, заимствован из польских и белорусских преданий о черте-«хапуне»[1210].
Депутат, при том что «имя его прославилось среди всех евреев», в первую очередь – благодетель своей родной общины. «Когда здесь жил депутат Лейзер Диллон, все наши ненавистники притихли, торговля процветала, каждый день играли свадьбы», – рассказывали в Несвиже около шестидесяти лет спустя.
Следующее достоинство депутата: щедрость, «рука, всегда открытая для подаяний, и открытое сердце»: «Самое меньшее подаяние, которое можно было у него получить: рубль». Подвизаясь в роли «почетного меламеда» (уважаемые члены общины во исполнение заповеди иногда «читали лекции»), он дает ученикам по золотой монете (полуимпериалу) за каждый правильный ответ. Важно и умение «говорить с властью», знание европейских языков и особенно доведенное до искусства умение давать взятки власть имущим и тем, кто имеет к ним доступ.
Традиционные критерии, которыми определялось место еврея в общинной системе ценностей, – происхождение и познания в Торе, – по-видимому, ставились после отмеченных выше личных качеств.
Очевидно, что в преданиях о депутатах мы можем наблюдать не процесс трансформации исторических образов, а результат этого процесса. Герои преданий о депутатах лишены индивидуальных черт, свойственных их историческим прототипам. Они причислены фольклорной традицией к определенному классу персонажей, наделенному устойчивыми атрибутами. К этому же классу относятся и другие герои преданий о «придворных евреях», заступниках за свои общины перед властями.
Из реальных биографий депутатов в фольклорном тексте выделяются, по большей части, те элементы, которые полностью соответствуют сложившейся повествовательной матрице. При том что комплекс документальных материалов о депутатах неполон, и еще более неполон корпус зафиксированных фольклорных материалов о них, в данном случае трудно судить о степени совмещения между событийными прецедентами и фольклорными схемами.
Принципиально новую для еврейского общества своего времени фигуру депутата последующий фольклор «осваивал» в старых – библейских, талмудических и собственно фольклорных – формах, превращая агента модернизации в архетипического «культурного героя».
Заключение: «еврейская аристократия» в Российской империи и Западной Европе
Рубеж XVIII–XIX вв. был временем активной правовой эманси-пации и культурной ассимиляции евреев в государствах Запад-ной Европы. Так же как и в Российской империи, верхние слои еврейского общества стремились к сближению с аристократией тех стран, в которых они проживали. В этом отношении характерны усилия по интеграции в высшее общество, предпринятые такими семействами, как Арнштейны в Вене или Ротшильды во Франкфурте. Одновременно появляется еврейская элита нового типа – интеллектуальная, оправдывающая свое право на сближение с высшими кругами окружающего христианского общества не финансовым могуществом, а общими культурными ценностями[1211].
Эти социальные и культурные процессы, безусловно, имели аналоги в среде российского еврейства того же времени. Однако различия между ситуацией в Западной Европе и Российской империи были гораздо более глубокими, нежели отмеченные выше черты сходства. Доминирующая европейская тенденция – движение за отмену отдельного законодательства для евреев как такового и особой системы управления евреями, сопряженное с ограничением сферы еврейского самоуправления религиозной общиной, организованной по принципу христианского прихода, – осталась невостребованной в Российской империи. В Западной Европе идея сохранения отдельных элементов общинного самоуправления и превращения его в инструмент контроля государства над еврейским населением выдвигалась правительственными чиновниками и отвергалась влиятельными представителями еврейства[1212]. В конечном счете возобладала тенденция, приведшая к отмене законодательства, выделявшего евреев как особую группу населения. Следует учитывать, что еврейские общинные организации в Западной Европе не имели той структуры и полномочий, которыми обладали кагалы в Российской империи. Программа преобразования правового статуса российских евреев, как она виделась и еврейским представителям, и правительственным чиновникам, наоборот, в подавляющем большинстве случаев предполагала выделение евреев в особую группу населения[1213]. Проекты, выдвигавшиеся еврейскими представителями в Российской империи, не являлись, как утверждают многие исследователи[1214], «отголосками» движения за эмансипацию евреев в Западной Европе. Они отражали развитие самостоятельного течения. С одной стороны, это течение было обусловлено традициями взаимоотношений еврейских общин с властью, заложенными в Речи Посполитой: консолидацией еврейской элиты в особую привилегированную группу («еврейскую шляхту»), системой практик и представлений, связанных со штадланутом. С другой стороны, уникальная ситуация, сложившаяся в связи с разделами Польши, порождала такие явления, как переориентация еврейской политики с нескольких локальных центров (дворов магнатов) на один-единственный центр: имперскую столицу. В смене власти и административного устройства региона еврейское население и прежде всего верхние слои еврейского общества увидели реальную возможность повышения своего статуса. В аналогичных ситуациях радикальные политические перемены, такие, как Французская революция или захват французскими войсками государств Южной Германии и Италии в конце XVIII в., побуждали евреев этих стран к борьбе за отмену отдельного законодательства о евреях и упразднение статуса евреев как отдельного сословия[1215]. Евреи же «бывшей Польши», оказавшиеся подданными Российской империи, продолжали отстаивать свой статус в качестве особой корпоративной группы и добивались повышения правового статуса именно этой группы (или, чаще, только еврейской элиты). Тогда как еврейская элита стремилась к превращению в особую привилегированную группу, близкую по своему правовому положению к дворянству, низшие слои еврейского населения, по мысли многих еврейских представителей, могли быть использованы правительством для экспериментов по превращению евреев в «нормальных» подданных. Это касалось и привлечения евреев к земледелию и фабричному труду, и введения светского образования для евреев. Евреи Западной Европы, в особенности наиболее состоятельные и образованные круги еврейского общества, для достижения правового и социального равенства с окружающим населением готовы были пожертвовать многими элементами традиционного образа жизни и культуры. Наиболее ярким примером в этом отношении являлось обращение части евреев Берлина к верховной протестантской консистории с просьбой предоставить желающим евреям возможность «сухого крещения», т. е. перехода в христианство без публичного признания истинности ряда догматов[1216]. Евреи Российской империи, стремясь к повышению своего статуса, одновременно отстаивали сохранение традиционного образа жизни и, как правило, общинных институтов. Последнее было обусловлено как позицией государства, продолжавшего рассматривать евреев как отдельную «касту», так и давлением со стороны еврейского общества. Защитные механизмы, обеспечивавшие сохранение еврейской общины в диаспоре, гораздо сильнее действовали в среде многочисленного, консолидированного по типу расселения и культурно унифицированного российского еврейства. К этим защитным механизмам относилась вся система традиций и обычаев и общинная организация.
