Его «тайная деятельность» в общей сложности длилась около двух лет. Позднее Энрике иногда вспоминал о ней в тесной компании друзей. Он гордился «личным вкладом» в разгром фашизма, хотя в биографической книге коснулся этой темы скупо:
«Работа, которую мне дали, имела отношение к войне. Американцы располагали контрразведывательным аппаратом, созданным для того, чтобы вести наблюдение за немцами по всему миру. Из Чили осуществлялись поставки меди, селитры, пшеницы, и потому страна представляла для них интерес. Партия тоже занималась подобной работой, и волей неволей у нее случались “пересечения” с американцами. Вот мне и поручили организовать аппарат в Чили. Помогали мне два или три испанца-иммигранта с большим опытом в этой области. Мы занимались слежкой, готовили сводки, вели наблюдение за важными центрами (немецкой активности), но никогда не применяли оружие. Поселился я на нелегальной квартире, адрес которой был засекречен. Формально я перестал быть активным членом партии. Мне дали своего рода “вольную”, чтобы я (для прикрытия) мог полностью посвятить себя учебе. Так я поступил в Школу промышленных инженеров»[75].
В январе 1943 года «Артур» в разговоре с Гало поставил вопрос ребром: пора реорганизовать разведывательный аппарат партии. Связи с американцами надо раз и навсегда прекратить. В список тех, кого надлежало «отрезать», Иосиф включил имена Кирберга, Фрадеса, Солимано и некоторых других. Иосиф сказал Гало: «Если эти товарищи предпочли американцев, пусть с ними и остаются. Но распахивать настежь партийные двери для ФБР недопустимо!»
Решение КПЧ о реорганизации разведаппарата было исполнено только в апреле 1943 года. Для «Алекса» «засвеченные» члены сети были хуже прокаженных. Никакого контакта с ними! Но в Сантьяго таких встреч избежать было трудно. В 40-е годы чилийская столица была слишком маленькой.
Вскоре Центр снова напомнил «Артуру», что американцы продолжают операцию «Фридман». Агенты ФБР делали это втайне, поскольку так и не получили разрешения аргентинских властей на ведение самостоятельной оперативной работы в стране. Они опрашивали «под благовидным предлогом» всех Фридманов, которые обретались в Буэнос-Айресе. К этому времени «почтовый ящик № 1», по совету «Артура», сменил место жительства. Фридман женился и уехал с молодой супругой в провинцию Сан-Хуан. Иосиф вздохнул с облегчением: аргентинец знал его с 1935 года, знал о его работе в «Красной помощи» и о многом другом. В альбомах Фридмана были фотографии, сделанные во время совместных поездок в Эль-Тигре и на пляж Бристоль в городе Мар-дель-Плата.
Гуверовская операция проводилась с размахом, к ней были подключены многие оперативные контакты ФБР, в том числе в ДАИА. Флора Тофф рассказала Иосифу о подобном визите и даже вытащила из сумочки фотографию человека, которого американцы считали Фридманом. Это был не Маурисио. Американцы не сомневались, что поиски рано или поздно приведут к резиденту советской разведки в Аргентине.
Иосиф знал и о том, что американцы ведут массированный контроль почтового канала. Одно из нью-йоркских писем поступило с признаками проверки специальными химическими реактивами. Жидкости наносились контролерами «черных кабинетов» с помощью кисточки на поверхность бумаги тонкими диагональными линиями. Это «полосатое» письмо пришло по назначению по недосмотру: химическая реакция на тайнопись наступила с запозданием. Но подлинным сигналом тревоги стало письмо от Тересы Проэнсы, пришедшее на почтовый ящик Фридмана, когда он еще действовал. Она сообщала о предстоящем приезде в Буэнос-Айрес сотрудника американской разведки и по поручению мексиканской компартии просила организовать ему встречу с аргентинскими товарищами, чтобы обсудить вопросы совместной борьбы с нацистами. Иосиф помнил по работе в Гаване и Мехико эту женщину с мужскими повадками. Как ни ломал голову Иосиф, но так и недодумался, от кого именно Тереса[76] могла получить адрес «ящика» в Буэнос-Айресе. Очевидным было одно: американцы ищут подходы к его резидентуре!
А потом грянули события, поставившие точку на разведывательной работе «Артура» в Аргентине…
* * *
Боевая активность «поджигателей» завершилась в середине 1944 года. Начальство «Артура» в Москве решило, что необходимости в содержании столь опасного хозяйства больше не было. По предложению «Артура», Д-группа и лаборатория были переданы «на баланс» КПА. В воскресенье 29 октября того же года Антонио Гонсалес, Феликс Вержбицкий и Павел Борисюк встретились на конспиративной квартире в проезде Деламбре, чтобы подготовить переброску «зажигалок» на новое место. Партия намеревалась использовать эти снаряды для вооруженной борьбы против военного правительства.
Упаковкой «зажигалок» и горючих материалов подпольщики занимались до позднего вечера. Борисюк и Гонсалес покинули лабораторию, чтобы помочь хозяину в приготовлении ужина, а Вержбицкий задержался. Тут и случилась беда: Вержбицкий задел тяжелый разводной ключ, он упал на металлические тиски, и во все стороны брызнули искры. Зажигательная смесь мгновенно вспыхнула, раздался взрыв. Ослепительная вспышка пламени ударила в лицо Вержбиц-кому. Взрывная волна бросила его на деревянную перегородку, она развалилась на части. Во все стороны полетели фрагменты стекла, керамики, дерева. Казалось, что вот-вот обрушатся стены, настолько мощным был взрыв. Металлический каркас постройки опасно накренился, но все-таки устоял. Первым на помощь к Вержбицкому бросился Борисюк. Он пробирался через густой, выбивающий слезы дым, натыкался на обломки перегородки и мебели, в кромешной пыли пытался отыскать под ними товарища.
Феликса нашли в дальнем углу: на лице клочья кожи и кровавые подтеки, изодранная одежда дымилась от действия едких реактивов. Вержбицкий был еще в сознании и слабеющим голосом твердил Гонсалесу и Борисюку одно и то же:
«Сообщите обо всем “Бланко” и Реалю! Уходите как можно скорее! Я справлюсь…»
Через двадцать минут на место происшествия прибыла полиция. Вержбицкого отправили под усиленным конвоем в госпиталь Салабери. Врачам пришлось ампутировать ему левую руку выше локтя и удалить то, что осталось от левого глаза. Был поврежден и правый глаз, причем настолько, что Феликс в свои 36 лет полностью ослеп. «Бланко» позвонил на домашний телефон «Артура», условной фразой вызвал его на внеочередную встречу. Сообщение о катастрофе на «фабрике бомб» «Артур» выслушал с каменным выражением лица. Затем спросил:
«Реаль знает?»
