Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
Церемонии публичной казни были призваны подчеркнуть тот факт, что государство возлагает на себя квазирелигиозную роль ангела мщения. Приговоренного сопровождали к плахе или виселице члены венецианской гильдии смерти в черных капюшонах. Затем он или она поворачивались к изображению Венеции и декламировали на латыни Salve Regina (хвалебная песнь Пресвятой Богородице). На казни присутствовал дож в самых пышных одеждах. Горожане стояли молча и чинно, словно члены религиозного братства. Это была религиозная церемония, призванная очистить государство от заблудшего индивида. Публичные казни в Венеции не имели ничего общего с беспорядком и весельем лондонского Тайберна, где преступников, пока они шли к виселице, приветствовали криками и аплодисментами. В Венеции казни были торжественным общим ритуалом.
Многих внутренних врагов города удушили в камерах Дворца дожей, а их тела тайно сбросили в воды лагуны. Когда племянник дожа в 1650 году был замечен в гондоле с испанским дипломатом, его бросили в камеру во дворце его дяди и быстро умертвили. За островом Сан-Джорджио Маджоре проходит большой канал, известный как Канале Орфано, из которого тела казненных попадали в море. Некий генерал, наемник, прельстившийся щедрым венецианским жалованьем, был заподозрен в сношениях с врагом. Под предлогом консультации он был вызван в Большой совет во Дворце дожей и сразу же направлен к секретной двери. «Мы не туда идем», – сказал он. «Туда, туда, – ответили ему. – Мы идем именно туда, куда надо». Коридор привел его к тюремной камере. «Я погиб!» – вероятно, воскликнул он. Старая венецианская пословица гласит: «Мертвец не воюет». Пощады не мог ожидать и любой венецианский адмирал или полководец, не оправдавший надежд государства.
Приговоры бывали весьма суровыми. В XIV и XV веках фальшивомонетчиков сжигали заживо. Сыновьям двух сенаторов, распевавшим богохульные песни, вырвали языки и отрубили кисти рук. Монах, от которого забеременело не менее пятнадцати монахинь, был сожжен на костре. Двух священников, обвиненных в государственной измене, похоронили заживо, положив друг на друга лицом к лицу. Подобная жестокость заставляет вспомнить о восточных казнях. В Венеции изобрели новый вид казни: приговоренного к смерти помещали в деревянную клетку с железными прутьями, которую затем подвешивали на колокольне на площади Святого Марка. Несчастного кормили уменьшавшимися порциями хлеба и воды, которые доставлялись к нему на веревке, пока он не умирал от голода и жажды на глазах у многочисленной толпы, снующей внизу.
Венецианцы также славились тайными убийствами. В 1421 году Совет десяти решил отравить герцога Миланского, предварительно испробовав яд на двух свиньях. О результатах ничего не сообщается. В 1649 году венецианский врач изготовил «квинтэссенцию чумы», чтобы применить ее против турок; это первое в истории упоминание о попытке использования биологического оружия. В столицах Европы бытовало мнение, что Венеция использует группу профессиональных убийц, готовых уничтожить врагов, где бы те ни находились. Эта история вымышлена, но она свидетельствует о глубоком подозрении, какое испытывали к венецианцам другие страны. Когда сила и могущество города стали иссякать, враждебность тоже уменьшилась. В XVIII веке говорили, что яд, используемый венецианскими властями, выдохся, а рецепт его изготовления потерян.
Отражают ли сообщения о государственном насилии отношение к насилию вообще? В данном случае важна природа насилия сама по себе. Власти применяли насилие, не считаясь с достоинством и спокойствием граждан. Говоря современным языком, права жертвы редко соблюдались. Преступления против государства – к примеру измена – наказывались быстро и жестоко. Не столь тяжкие государственные преступления влекли за собой не менее жестокое наказание. Наиболее суровые наказания применялись к людям, оскорбившим город. Генуэзский моряк, прибыв в лагуну, заявил, что с радостью омыл бы руки венецианской кровью. Его немедленно схватили и повесили, отрезав подошвы ног, чтобы кровь его орошала камни Венеции. Когда в 1329 году венецианец Марко Рицо заявил, что хотел бы бросить всех патрициев в тюрьму, его арестовали, вырвали язык и навсегда изгнали из города.
Преступления против собственности считались более тяжкими, чем преступления по страсти. К примеру, пытки обычно применялись в случае воровства, но не в случае убийства. За повторный грабеж преступнику автоматически грозило повешение. Создается впечатление, что изнасилование было обычным делом, особенно изнасилование простолюдинок патрициями. Однако это преступление наказывалось всего восьмидневным тюремным заключением, причем насильник освобождался от наказания, если выплачивал жертве сумму в размере приданого. Это преступление не считалось серьезным.
Судебные протоколы свидетельствуют о том, что жертвы нападения предпочитали кричать «Пожар!» вместо «Помогите!», так как это быстрее привлекало внимание.
Больше всего преступлений в венецианском обществе совершали аристократы, хотя представители их класса стремились облегчить им наказание за преступления, не угрожающие государственному статус-кво. В частности, молодые аристократы бывали крайне необузданны. Казанова всегда носил при себе нож, который, по его словам, «в Венеции носят все честные люди, чтобы защитить свою жизнь». Простые горожане были более послушны. В Венеции существовали значительные силы по поддержанию порядка, да и сами popolani были начеку и яростно защищали общественную безопасность. В густонаселенном торговом городе соблюдение порядка отвечало всеобщим интересам. В нем имелось место для партийных фракций, но не для преступных банд. Преступников-одиночек здесь не чествовали, в отличие от других стран. В любом случае, куда мог скрыться преступник в городе, окруженном водой?
Стоит ли удивляться тому, что в Венеции многие сходили с ума? Автор этой книги слышал вой, похожий на вой обреченных на вечные муки, который доносился из небольшого доходного дома в Кастелло. Безумие поражает островитян коварнее, чем других. В самом городе никогда не было сумасшедшего дома; возможно, это считалось слишком вызывающим. Душевнобольных содержали на нескольких островах лагуны. К примеру, с XVIII века женщин, потерявших рассудок, отправляли на остров Сан-Клементе, где их за различные проступки подвешивали в клетках над водой. Мужской сумасшедший дом на острове Сан-Серволо обессмертил Шелли:
То, что мы видим, – дом умалишенных
С своею башней, – молвил Маддало.
Вот в этот час всегда здесь слышать можно,
Как над лагуной колокол поет,
И каждого из кельи он тревожно
К вечерне для моления зовет[21].
Из зарешеченных окон палат сумасшедшие окликали проплывавшие мимо гондолы.
Можно сказать, что сам город демонстрировал некоторые психопатические склонности. Он постоянно находился в состоянии сильнейшего беспокойства. С момента трудного и опасного возникновения в водах лагуны, он чувствовал себя во вражеской осаде всего мира. Когда-то он в полном смысле слова находился в изоляции и страдал от глубокой онтологической неуверенности. Причины этого понять нетрудно: представьте Нью-Йорк или Париж, стоящие на воде, и вы почувствуете глубинный страх, сопряженный с подобным положением. Вода зыбка. Вода непредсказуема. Вот почему Венеция всегда подчеркивала свою устойчивость и постоянство.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
