Я очень хотела вернуться в команду. Мне и в голову не пришло отдохнуть чуть больше необходимого, что бы там ни говорил доктор. Не волноваться невозможно. Я буду принимать лекарства и постараюсь сохранять спокойствие, но работу не брошу. Надо еще так много сделать.
— Как ты? — спросил Чарли.
— Хорошо, — твердо ответила я. — Хотя немного расстроена из-за неспособности справляться со стрессом.
— Я так не думаю, — ответил он. — Ты попала в экстремальные условия. Ты явно подавила стресс, а это вредно для здоровья. Но выплескивать его, крича на окружающих, как делают многие твои коллеги, тоже неправильно. Ты слишком добрая.
— И спазмы в толстой кишке лишь подтверждают это, — ответила я.
Чарли улыбнулся. Я откинулась на спинку сиденья и смотрела, как он ведет машину. У него даже за рулем была своя, необычная манера держаться — он внимательно смотрел на дорогу, но интересовался и другими автомобилями. Он наблюдал — постоянно, осознанно и поглощенно. Интересно, о чем он думает?
— Тебе нравится работать в газете? — спросила я.
Он на секунду задумался, и это замечательно. Я не любила заготовленные заранее, отточенные ответы, даже когда задавала вопрос, на который человек отвечал уже миллион раз. Всегда приятно чувствовать, что кто-то делится с тобой сокровенными мыслями. И Чарли это удавалось.
— Не нравится, но это полезно, — ответил он. — Мне нравится находить истории, расследовать их, писать о них статьи. Нравится докапываться до сути. Но я слишком хорошо думал о своем начальстве: верил, что их единственная цель — донести читателям истину. Я ошибался. Знаю, это было наивно. Но их подлинные цели меня беспокоят.
Я мысленно повторила его слова.
— Ты предпочел бы работать в другом месте?
— Нет, — ответил он. — Я предпочел бы изменить то, что делаю, без отрыва от производства. Как, по-твоему, это разумно?
По-моему, да. Это значит, что он по-прежнему идеалист, как и я. Я уважала его попытки сделать мир лучше. И его слова заставили меня понять, что наши профессии, в конце концов, не такие уж разные.
Наш разговор стал беззаботнее, но невысказанное висело в воздухе между нами. Мне очень нравилось говорить с Чарли. Он оказался обворожительной смесью родственной души и загадочного незнакомца; его слова одновременно интриговали и эхом отзывались в моей голове. Обычно было либо одно, либо другое. Я привыкла к компромиссу. Как здорово хоть раз получить не меньше, чем хочется, даже всего на несколько часов громыхания на арендованном «Форде Таурус» по темным шоссе Миссури.
Около одиннадцати мы подъехали к отелю. Журналисты и персонал жили на разных этажах, поэтому в лифте наши пути разошлись.
— Еще раз спасибо, — искренне поблагодарила я, когда двери открылись на этаже Чарли.
— Всегда пожалуйста, — улыбнулся он.
— Надеюсь, это был первый и последний раз. — Я схватилась за живот.
Он засмеялся. Двери закрылись, последнее, что я услышала, было «увидимся», и всю дорогу до своего номера жалела, что не успела ничего сказать в ответ.
Боб ждал меня. Он выбил мне отдельный номер — щедрое исключение из строгих правил, коим следовали казначеи кампании.
— Все хорошо, крошка? — спросил он, нежно обнимая меня.
Когда Боб впервые назвал меня так, я поморщилась, поскольку а) я совсем не маленькая и б) «крошка» — не короче «Сэмми» (если вспомнить историю с ОПРБП/ «браво от вашей позиции»). Боб заметил мое недовольство и спросил, слышала ли я за последние несколько лет какой-нибудь рэп или хип-хоп. После этого я заткнулась и решила смириться, чтобы не выглядеть отсталой. Может, так я буду казаться моложе. Впрочем, сейчас мне это нравилось. Боб умеет убеждать.
— Да, хорошо, спасибо, — ответила я. — Как чудесно вернуться.
Он лег рядом на кровать и поцеловал меня.
— Мы все рады, что ты вернулась.
Я закрыла глаза и не стала его прогонять. Он остался до утра, просто спал рядом. В отличие от него, я уснуть не могла. У меня не получалось, после того как я поняла, что предпочла бы остаться с Чарли в машине. Или в больничной палате. В общем, с Чарли, где бы он ни был. Я похоронила эту мысль, когда Боб во сне взял меня за руку. Я встречаюсь с Бобом. Я счастлива, что встречаюсь с Бобом. Я повторяла это, пока не уснула, а к рассвету списала тоску по Чарли на последствия болезни, и все вернулось на свои места.
И правильно, поскольку время не ждет. Автобусный тур по стране продолжился, мы неслись через сотни городов и городков, мимо торговых центров, пастбищ и выкрикивающих лозунги толп, по пустынным лентам гудрона и асфальта. Караван мчался на всех парах, в дождь, жару, ветер, а во время экологического митинга в Сент-Мэри, Монтана, рядом с тающими горными ледниками Национального парка «Глейшер», нас даже побило градом. Один усталый и ловкий журналист написал репортаж о митинге в военных терминах, намекая на ракетные установки «Град».
Даже когда автобусы останавливались, движение не прекращалось. Мы откололись от Уая, воссоединились, снова откололись, снова воссоединились — со стороны это казалось танцем, поставленным в последний момент. Р.Г. за три дня побывал в Калифорнии, Орегоне, Вашингтоне, Айдахо, Иллинойсе и Флориде. Чистая одежда, выспавшиеся глаза и внутренний покой стали пережитками столь отдаленного прошлого, что его не было заметно даже в зеркале заднего вида. Но цель не приближалась.
Я мчалась вместе со всеми — притворялась, будто Аарон мне безразличен, напряженно работала на автопилоте, полная решимости выбиться из сил, но не останавливаться, лишь бы достигнуть результата. Разговоров о компромиссе не было, но дух его витал повсюду. Мы могли лишь продолжать гонку и, вопреки очевидному, надеяться, что финишная черта придвинется чуть ближе. Несмотря на это, я с радостью обнаружила, что теперь гораздо лучше вижу все безумие кампании. Из-за больничного мне пришлось сделать шаг назад и посмотреть со стороны. В результате я меньше удивлялась и лучше приспособилась к соединению частей в единое целое. Так я стала лучшим учеником опыта.
Р.Г. всегда был трудоголиком, теперь же у него появилась миссия, достойная подобной выносливости. Мы по-прежнему общались каждый день, и мне казалось, что он постепенно меняется. Его слова стали более вескими. Кампания нуждалась в убедительных ораторах, и он поверил в свои силы. Он пожимал больше рук, поскольку возбужденные толпы росли. Он отвечал на большее количество вопросов, давал больше интервью и высказывал больше мнений — и все потому, что именно это от него и требовалось. В этом и в других отношениях он, похоже, наслаждался новой деятельностью и как-то умудрялся посреди хаоса становиться все сильнее.
Дженни с детьми проводила с ним столько времени, сколько могла, но любому было бы сложно за ним угнаться. Я гадала, что она чувствует, когда видела ее на сцене рядом с Р.Г. или в автобусе, возле водителя — как она сидит, слушает сводку и одновременно упрашивает Джека и Джеффри не слизывать пыль с сидений. Вроде она счастлива и рада поддержать мужа. Интересно, хотела бы она больше участвовать во всем этом? Или, наоборот, меньше? Тяготится ли поворотом, который неожиданно приняла ее жизнь, не оставив времени на разговоры с мужем? Выбрала бы этот путь, если бы знала о нем раньше?
