– Прадеда моего! – беззубо улыбнулась старуха. – Ты кто, сынок?
– Я – Батый! Я – воин!
– А-а-а…
Целый день Батый начищал песком проржавелые доспехи, вычищал мех сурка на шапке и точил острие копья. Потом он оделся. Доспехи сидели как влитые.
Он снял их до времени и занялся изготовлением лука. Срезал можжевеловый куст, изогнул ствол и натянул тетиву.
Старуха, наблюдающая за юношей, одобрительно кивала, а затем вытащила откуда-то колчан со стрелами.
Он не поблагодарил ее, а коротко приказал:
– Мяса!
Бабка вновь кивнула и указала на барана, одиноко пасущегося на холме метрах в трехстах от юрты.
Батый вытащил из колчана стрелу, натянул тетиву и выстрелил. Медный наконечник пробил череп барана, и тот свалился мертвым, так и не дожевав своей жвачки.
– Воин, – подтвердила старуха и поплелась свежевать тушу.
Через два часа Батый поглощал вареное мясо, вытаскивая его прямо из кипящего казана.
Нажравшись, он лег в юрте на шкуры и заснул, усыпленный родными запахами…
На следующее утро начальник погранзаставы вызвал к себе Мыкина и Митрохина и, как бы извиняясь, попросил их выступить на охрану государственной границы.
– Для проформы ради, – оправдывался подполковник. – Поболтайтесь там для виду.
– Так Новый год послезавтра!
– Вот и справим после! Как полагается, спразднуем!
– А оружие? – поинтересовался Митрохин.
– А на кой черт оно вам?
– А вдруг нарушитель? – предположил Мыкин.
– И чего?
– Вот и я говорю – чего?
– Ну, придете и скажете. Чего тут монголам делать? Они через пропускной пункт ходят. Тут метров пятьсот, даже паспорта не надо. Чего через контрольную полосу шляться? Приключений искать?
Друзья пожали плечами.
– Кстати, – поинтересовался подполковник. – Вы старшину не видели?
– А кто это? – спросил Митрохин.
– Огрызов, старшина.
– Не знаем мы такого! – искренне удивился Мыкин.
– Да как же, толстый такой!
Друзья опять в недоумении покачали головами.
– Странно… Ну, идите!.. Да, – спохватился подполковник. – Завтра в пять на развод, не забудьте!
– Ладно, – вздохнул Мыкин.
Спали этой ночью мужики плохо. И тому и другому снился Вася Огрызов. В принципе и тому и другому было жаль старшины задним числом, но что поделаешь с русской натурой – вспыльчивой до края и отходчивой до слез.
На следующее утро, помятые лицами, они выбрели на плац, где сонный лейтенант определил им задачу и приказал выступить на охрану государственной границы России. Мужики козырнули и пошли по дороге в степь.
С час они шли, ни о чем не разговаривая, пока не наткнулись на контрольно-разделительную полосу.
– Вот здесь и ляжем! – предложил Мыкин.
– Ага, – согласился Митрохин.
Друзья легли в сухую траву, и каждый достал свою фляжку, в которой было.
– За помин души Огрызова! – предложил Митрохин.
Мыкин согласился и отхлебнул из жестяной изрядно.
– Надо бы жен с Новым годом поздравить! – подумал вслух Митрохин.
– Ага! Чтобы нас здесь за задницу взяли!
– А мы их по восточному календарю поздравим!
Мыкин хмыкнул шутке подельщика и, откинувшись на копну сухого ковыля, закрыл глаза.
Задремал и Митрохин, и снилась ему дочка Елизавета с нежной кожей на лбу, безо всяких прыщиков…
– Пора! – по-женски крикнул Батый. – Я – воин!
Заспанная старуха закивала.
Азиат не торопясь натянул на себя средневековые доспехи, закинул за плечо лук и подвесил на пояс колчан со стрелами.
Он вспомнил о кинжале дамасской стали, привязанном под мышкой, и подумал о том, что хорошо бы им вспороть старухе брюхо, но что-то остановило Батыя, он просто отвязал лезвие и выкинул прочь, как чужеродное оружие.
– Где конь? – окликнул он бабку.
Бабка показала своим сухим пальцем на вторую юрту.
Батый отправился туда и вывел из юрты коротконогого коня с сильной шеей и тупой мордой, который то и дело оттопыривал губы и показывал огромные желтые зубы.
Батый оседлал скакуна и забрался на него. Ноги почти доставали до земли.
– Дай копье! – приказал он старухе.
Та покорно подтащила древко с металлическим наконечником и вложила его в правую руку азиата. Старуха прошептала какие-то слова, а потом сказала отчетливо:
– Поезжай, воин Батый!
– Тьпо! – дал шенкеля азиат, и конь тронулся, перебирая короткими ногами и клюя головой при каждом шаге.
Через пятнадцать минут всадник достиг контрольно-пограничной полосы, остановился, понюхал воздух, взял копье наизготовку и опять коротко произнес: «Тьпо!»
Конь вступил на вспаханную землю и нарушил границу суверенной России…
Мыкин проснулся от укуса какого-то насекомого и судорожно зачесал шею. На секунду он открыл глаза и, коротко взглянув на контрольную полосу, увидел на ней странное. Он растолкал друга, и оба они уставились на диковинную лошадь и не менее диковинного всадника на ней с копьем наперевес.
Друзья поднялись с насиженных мест и подошли ближе. Всадник их заметил, но не развернул коня, а продолжал приближаться.
– Какая у него идиотская шапка! – почему-то сказал Митрохин. – Хвостатая!
– Эй ты! – крикнул Мыкин. – Ты переходишь границу России. Этого нельзя делать!
Вместо того чтобы остановить коня, всадник, наоборот, пришпорил животное и вознес копье над плечом.
– Придурок какой-то!
– Ты! – крикнул Митрохин. – Башка, что ли, не работает? Кому сказали, вали обратно!
Всадник приближался.
– Вот дебил монгольский! Нажрался кумыса, теперь мы расхлебывай!..
Он не успел договорить. Батый сделал резкое движение рукой, и копье полетело…
– Ишь ты! – успел проговорить Мыкин.
Тяжелое острие попало в плечо Митрохина, дробя ему кость.
Он повалился в ковыль и завыл от боли.
– Ты чего! – заорал Мыкин.
Он совсем не видел, как всадник натянул тетиву лука и выпустил стрелу. Тем более он не видел, как она летела, лишь слышал вибрирующий звук.
Медный наконечник клюнул в правую часть тела, пробив легкое. Мыкин пустил ртом кровь.
– Ах ты сука! – превозмогая боль, проговорил Митрохин и вытащил из кармана «ТТ», выкранный у милиционера Синичкина. – За Родину! За Россию!
