Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 119
Под мерный перестук колес и мелькание столбов мысли копошились бессвязные: какой-то бред.
Представилось, будто она совсем еще девчонка, едет в столицу по лимиту. В пути было много ярких впечатлений, встречались интересные личности. После Челябинска в ресторане к ней и ее соседке прикадрились двое молодых парней, возвращавшихся домой с преддипломной практики. Ужасно много смеялись, пели, выпивали, немного целовались. И вышло так, что прямиком с Казанского вокзала московский Вертер потащил дикарочку сибирячку в родительский дом. И стали они жить, как говорится, гражданским браком. Олеговы родители открыто называли их связь «пошлым адюльтером». Что оно означало, Марина тогда еще в точности и не знала, но догадывалась: это что-то низкое, обидное.
В профессорском доме Беленковых с утра до позднего вечера все шутили, вернее, подшучивали друг над дружкой. Рикошетом остроты долетали и до «невестушки» — так ее называли за глаза, в лицо же обыкновенно сюсюкали.
В тот год Марине еще и семнадцати не исполнилось. Глупенькая провинциалочка, мнительная, но, как аттестовала ее классная руководительница, была способна на непредсказуемые поступки. Что на новом месте вскоре и подтвердилось.
Однажды так называемая свекровь со странной улыбочкой обронила: дескать, с некоторых пор у них на кухне грязь непролазная, хотя в доме проживают три женщины (имелась в виду еще и старшая Олегова сестрица, которая после себя ни разу чашку не сполоснула). В другой раз Марине сделали четкий выговор зато, что, прикорнув в кресле, забыла выключить телек.
Марина готова была перебраться в свою общагу, Олег слезно отговорил. Сошлись на том, что сняли зимнюю дачу в Голицыно. Эта автономия сильно усложнила их быт, на плечи навалилась куча всевозможных мелочей. Вставали в пять утра. В щитовом домике стоял собачий холод. Хозяева сулили привезти баллон газа, да вышла неувязка. Молодые согревались только в постели. Но раздражения нет-нет и выплескивались: перерастали в ссоры, отравляли жизнь.
Сразу после новогодней ночи разбежались в разные стороны. Олег вернулся к родителям. Марина без проблем устроилась в общежитии, где чувствовала себя как рыба в пруду. Никаких тебе забот, на всем готовеньком. Вокруг незнакомые, но приятные лица. Шутки, хохмы, розыгрыши. Смех до упаду. Было классно, хорошо. Да, кстати, еда в столовой техучилища была бесплатная.
Вдруг тормознуло на полном ходу, на крутом спуске. Сорвало автостоп. Завизжали тормоза. Запахло гарью. У Марины случился непорядок по женской части. Переборов себя, сгорая от стыда, поплелась в поликлинику. Гинеколог, миловидная старушка, похожая на пушистый одуванчик, торжественно объявила: «Поздравляю вас, красавица. Через полгодика станете мамой». Марина проговорила упавшим голосом: «Мне это ни к чему». Врачиха погладила глупышку по голове: «Все это чепуха на постном масле, по сравнению с материнством». В конце добавила: «Не вздумай, детка, делать глупости. Ни во век себе потом не простишь».
Весь мир померк. Казалось, поезд несло под откос, хотя какое-то время вагон еще висел в воздухе.
Дрожащими каракулями написала своим паническое письме. В ответ пришла телеграмма с синей полосой: «Приезжай рожать в Лебяжье. Мама».
Была такая минута, когда готова была бросить все и вся — явиться к своим. Но ведь то была б безоговорочная капитуляция. Дудки! С пути она не свернет! А тут как раз и очередь подоспела: в канун Восьмого марта.
С улицы вроде обычный дом. Вход в абортарий был за углом. Пришлось петлять вокруг каких-то пакгаузов и пристроек непонятного назначения. Обогнув целую батарею мусорных контейнеров, увидела обшарпанную дверь, висевшую на одной петле, и бумажку на ней с одним словом: ВХОД.
Интуиция подсказала, что ей сюда.
9
В шестиместной палате оказалась одна свободная койка, у самых дверей.
— Оставляй здесь свои шмоточки, пошли со мной, — строго сказала сестра. Похоже, была она Марине ровесница, а то и моложе.
Покорно сунула пакет в тумбочку и молча, как виноватая, пошла за поводырем.
Возле двустворчатых, обитых зачем-то железом дверей было приказано:
— Жди тут, вызовут.
Марина села на холодную, обшарпанную лавку, зажав ладонями дрожащие колени. Все внутри окоченело. До неприличия била нервная дрожь.
— Ты чего же не заходишь? — послышался из динамика хриплый голос.
Потянула на себя тяжелую дверь. Бочком просунулась в щель. Ступила в полумрак.
Будто сквозь кисею увидела человеческие силуэты в балахонах. Их было четверо или пятеро. Среди них затесался и мужчина в зеленой распашонке и такого же цвета шапочке.
«Боже, стыдоба-то какая!» Все тело окаменело, будто голяком в стужу вывели на людную площадь. Она напряглась, мысленно приготовившись как бы для прыжка в ледяную прорубь. В сей же момент отчетливо прозвучала ее фамилия. Вдруг стало все абсолютно безразлично, на все наплевать, пусть хоть на куски режут… И стала автоматически выполнять команды, приказания.
В палату вернулась своими ногами, в сопровождении все той же сестры, которая теперь уже никуда не торопилась. Более того, задержалась у зеркала. Не оборачиваясь, тараторила:
— Оклемаешься маленько, к вечеру, глядишь, на своих двоих домой побежишь… Все девчонки так и делают. Главное — не переживай. Не бери в голову, — хитро подморгнула, — бери в рот… Сейчас пожевать чего-нибудь соберу.
В палате никого не было. Не разбирая постель, Марина прилегла на бок, свернулась калачиком. Ничего нигде не болело, лишь чувствовалась во всем теле пустота, опустошенность. Находилась как бы в дреме, в забытьи, в невесомости, в каком-то отдаленном пространстве. С земным миром связывала монотонная, однострунная мелодия; она звучала все четче, все явственней, наконец обросла словами: «Вот и все, что было… Вот и все, что было». Под этот назойливый шлягер и опутал Марину своими тенетами коварный больничный Орфей.
10
Электричка изрыгнула из нутра своего сиплый свисток, колеса неуклюже запрыгали на стрелках. За окном замелькали знакомые очертания пристанционных объектов. Голицыно!.. Всякий раз, когда ее сюда нелегкая заносит, испытывает щемящее сердце волнение. Хочется выйти наружу, повторить до боли знакомый маршрут. Значит так… Сразу за горелой дачей начинается одичавший парк, его обогнешь, попадаешь в кривоколенный переулок. На углу стоял тогда домина с тремя тамбурами. Средний условно принадлежал им с Олегом. Весь передний план занимал великолепный палисад. Чего там только не было. Росли два старых куста жасмина и великое множество разных цветов. А к концу лета все пространство заполняли «золотые шары»; изгородь от них ломалась, не выдерживала. Аж до первого снега пылал неугасимый костер из огненных настурций. Марине хотелось внести в этот оазис красоты свою лепту. Договорились, что они с Олегом на следующий выходной всенепременно (откуда-то вдруг явилось такое милое, незатасканное, сугубо русское словцо) сходят в парк и принесут давно приглянувшуюся рябинку. Но накануне ночью на западное Подмосковье обрушился непрогнозированный циклон. Снегу до колен навалило. Пришлось затею отложить до оттепели или до весны. Обстоятельства вскоре переменились, все пошло накось, кувырком.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 119
