Выражение лица решительное, а взгляд действительно орлиный. На вид мужчине лет сорок пять.
— Что вам угодно?
— Я из милиции.
Лендваи включил в передней свет и пропустил Бартоша.
— Если позволите, я вас проведу в свою комнату.
Из передней дверь вела в холл. Лендваи и там зажег свет. Старая мебель, на обшарпанной тумбочке — телефон с длинным шнуром; рядом с аппаратом — настольная лампа, сделанная из бутылки из — под виски. Две двери ведут в комнаты. Лендваи открыл правую дверь:
— Прошу!
Комната, в которой они очутились, показалась Бартошу уютной и достаточно светлой, большое окно выходило на улицу. Дверца, оклеенная обоями, вела в ванную комнату.
— Вам принадлежит половина квартиры? — спросил Бартош, сев в скрипучее кожаное кресло.
— Нет, я здесь только съемщик. Уже несколько лет.
Поймав удивленный взгляд младшего лейтенанта, Лендваи с готовностью принялся объяснять:
— Дело было так: я работал в Сольноке, но потом уволился, потому что жена пожелала переехать в Будапешт. Из — за ребенка. Я устроился на работу в «Кордоне»; здесь мне пообещали дать квартиру, однако до сих пор это остается обещанием. Тогда я снял комнату в этом доме, имея в виду, что, как только получу или подыщу другую квартиру, привезу сюда семью.
— Но пока не подыскали, не так ли? — резко спросил Бартош. — А если говорить начистоту, вы и не очень — то ее искали.
— Простите, но я думаю, вы знаете, что в Будапеште не так просто найти квартиру. Я делал все…
— Вначале. А потом вы познакомились с женой Добровича и посчитали за лучшее оставить все так, как есть: семья — в Сольноке, а вы здесь, в комнате, которую снимаете… Но, постойте, где я вас видел?! Вспомнил! — с невольной живостью воскликнул младший лейтенант и достал фотографию, взятую им на квартире Добровичей. На групповом снимке стояли рядом Лендваи и Маргит, их плечи соприкасались. — Взгляните, это ведь вы?
— Да, я. Это мы на экскурсии, которую устраивал два года назад наш профком. Только я тогда носил усы.
— Сколько времени вы были знакомы с Маргит Добрович?
— Сколько времени?.. Да, наверное, три года.
— А более близко?
— Что вы имеете в виду?
— Она ведь была вашей любовницей?
— Видите ли… Уж не сердитесь, но это такой вопрос, на который я не склонен отвечать.
— Словом, вы отказываетесь давать показания?
— Это допрос?
— Пока еще нет. Просто я хотел бы уточнить несколько моментов. Мне это необходимо для того, чтобы правильно оценить обстановку. Вы намерены говорить? — При последних словах Бартош встал и сделал несколько шагов к двери. Потом вернулся. Быстро подошел к книжной полке и снял с нее книгу «Мотылек». На обрат ной стороне переплета четко просматривался круглый след от чашки.
— Я не уклоняюсь от показаний. Мне нечего скрывать. Я любил Маргит! — голос у Лендваи сорвался от волнения, и Бартош почувствовал, что тот говорит искренне. — Два года назад, как раз на той самой экскурсии, я признался ей в любви. Она рассмеялась. Сказала, что все это ни к чему. У меня, мол, семья. Я пообещал ей, что разведусь. Вскоре мне как раз предложили квартиру; но я отказался, иначе пришлось бы забирать сюда из Сольнока семью. Но мне нужна была только Маргит. Спустя несколько месяцев ее муж, видимо, начал что — то замечать. Раз он даже избил ее. И неоднократно грозил что убьет. В тот день она пришла ко мне и с рыданиями просила защитить ее.
— В тот день, когда ее убили?
— Да.
— Утром Маргит Добрович была в отделе выдачи виз. Не так ли?
— Да, так. Мы вместе собирались поехать в Дубровник. И не скрывали этого.
— Словом, утром Маргит ушла из конторы? А когда она вернулась?
— Наверное, около полудня она позвонила мне по телефону.
— По телефону?
— Видите ли, когда Маргит звонила мне, то после первого же гудка вешала трубку. Это был у нас условный сигнал. В таких случаях я тотчас же набирал в ответ ее номер. И в тот день я хотел сразу позвонить ей, но это было невозможно, так как ко мне на работу явились нежданные гости: жена и дочка.
— Продолжайте.
— Я сказал им, что отлучусь на минуту по делу, вышел в соседнюю комнату и оттуда позвонил Маргит. Я объяснил ей, что не могу пока с ней встретиться, по попросил позвонить мне вечером. Если я не отвечу, то пусть не волнуется и ждет меня. «Если смогу, — добавил я, — то попозже выскочу в кафе на углу». На это она сказала, что встретилась с мужем и очень напугана, так как Добрович грозил убить ее. Я подбодрил Маргит, заверил, что уже недолго ждать — скоро я окончательно порываю с женой… Потом я вернулся к себе и через несколько минут вместе с женой и дочерью ушел из конторы. Мы зашли в магазин «Домашний уют» и купили Розалии кое-какие пустячки, затем отправились на Восточный вокзал, чтобы поужинать там в ресторане — до отхода поезда на Сольнок у них еще оставалось достаточно времени. Признаюсь, я, правда, смалодушничал и не мог объявить о своем решении жене.
— Когда они уехали в Сольнок?
— В двадцать два десять. Было четверть одиннадцатого, когда я поехал домой. По дороге я на минутку остановил машину у нашего кафе, в надежде, что Маргит еще там.
— В котором это было часу?
— Наверное, в тридцать пять, тридцать шесть минут одиннадцатого. Потом вернулся домой. А утром узнал об этой трагедии.
— Хозяйка квартиры была дома?
— Нет, она уже давно лежит в больнице. А что, мой рассказ вызывает у вас недоверие?
— Я этого не сказал. — Бартош достал свой блокнот и записал: «Сольнокский поезд». — Вы не скажете, по какому адресу ваша жена проживает в Сольноке?
— Пештское шоссе, двадцать пять.
— Спасибо. А в какое кафе вы имели обыкновение заходить с Маргит? Случайно не на углу Черхатской улицы и площади Гараи?
— Да, да.
Уходя, Бартош предупредил:
— Хотя наш разговор и не был официальным допросом, тем не менее прошу вас никому о нем не говорить.
Сбегая вниз по лестнице, Бартош вдруг спохватился: еще поднимаясь к Лендваи, он хотел что — то записать в блокноте, но не мог вспомнить, что именно.
Он легко отыскал маленькое кафе на площади Гараи. Зашел, осмотрелся, повернулся и вышел. Потом миновал еще две улочки и заглянул в другое, уже известное ему кафе. Женщина у кофеварки узнала его, подошла и поинтересовалась:
— Удалось вам напасть на след?
— Пока нет, — ответил Бартош и показал ей фото
