а руки превратились в длинные смертоносные клинки, которые он резко выбросил в разные стороны от себя.
Прямо в грудь Лиансу и в живот мне.
Они бы вонзились, но…
Отскочили с мерзким, раздирающим уши скрежетом.
Само собой, они отскочили — ведь у Лианса под курткой была драконья чешуя, а на мне — тоже под курткой — тончайшая, но бронебойная защита. И тоже, между прочим, из драконьей чешуи.
Ректор снова трансформировался, перетекая, как ртутная капля, и отрастил себе еще несколько смертоносных клинков.
Ну, просто какой-то Т-1000 из второго «Терминатора»!
Но Линас был наготове.
Мы оба были наготове с той самой минуты, как вошли в кабинет нового ректора.
Воплотившись в дракона, Лианс дохнул на железного человека жаром.
Ведь огонь всегда побеждает металл.
Большая бесформенная расплавленная масса металась в круге огня, который выжег Лианс, но железный человек не мог найти спасения.
И тогда он, наконец, понял, что вел нас в ловушку, но попал в нее сам.
Понял, что сопротивление бесполезно, и взмолился.
И вот, снова воплотившийся в человека Ламантуан стоял перед нами. В обгоревшей одежде, с ожогами на лице и на руках, которые были надежно закованы в огненные наручники, которые создал Лианс.
Перед нами стоял настоящий Часовщик.
Стоял и болтал, как заведенный.
Такой хороший, милый, свойский преподаватель, о котором никогда не подумаешь дурного. Всегда с доброй улыбкой, всегда со вниманием к курсантам.
Настоящий мастер, механик, который может починить абсолютно любую вещь.
Ламонтуан действительно был мастером.
Потому что он починил разбитые дьявольские часы, которые ему тогда, после трагедии с отцом Лианса велели уничтожить.
В этом ему помог Уэйс Когман, который тогда тоже работал в полиции. Этот вообще мечтал о вечной молодости.
На пару они поняли, что с таким мощным артефактом горы свернут.
Главное, не совершать ошибок прошлого Часовщика и не привлекать к себе внимания.
Будучи полиционерами ковена, Когман и Ламонтуан хорошо знали, как не попасться.
Они затаились на долгие года, прежде, чем начать применять часы.
Подельники знали, что теперь время полностью в их распоряжении.
А потом находчивому Когману пришла идея, что молодостью можно еще и торговать.
Только покупателей надо найти пожирнее, побогаче.
Так Когман и стал наместником севера, а Ламонтуан — ректором Академии полицейского ковена.
— То есть, ты изначально метил в ректоры, на мое место? — выгнул бровь Лианс.
— Всегда хотел почувствовать каково это — спать с таким количеством курсанток, — мерзко ухмыльнулся Ламонтуан. — Ты, кстати, очень вовремя освободил мне место, отъехав в места столь отдаленные. А не освободил — пришлось бы тебе пасть от руки своей драгоценной любовницы, прикончившей тебя из ревности к твоей ненаглядной королеве демонов.
Тут уже у меня просто глаза на лоб полезли, а у Лианса вообще стал такой вид, как будто его обухом по затылку шандарахнули.
— Ты что, договорился с Розамундой, чтобы она… Она его убила? — прошептала я. — Зря я спасла ее от казни — пусть бы ее вешали к чертям собачьим!
— Ну, за вечную молодость девушка на все пойдет, — цинично хмыкнул Часовщик. — Ты одновременно и помогла, и помешала мне, Дарина. Устранила мою наемницу, но затем устранила и самого Рэтборна, освободив для меня ректорское кресло. Как жаль, что свою главную роль ты так и не успела сыграть!
— Что это была за роль? — я с огромным удовольствием пнула эту сволочь ногой по коленной чашечке. — Зачем наместник хотел на мне жениться и увезти в свадебное путешествие на Флатт?
— О, милая… На Флатте порой бывает небезопасно. Ведь ты могла пойти купаться ночью в море и утонуть, оставив бедного Уэйса безутешным вдовцом. Там, вдали от своего папаши, который пылинки с тебя сдувает, могло произойти всякое. Несчастный случай — молодая новобрачная утонула в море на другом краю света, а тело сгинуло — его обглодали рыбы. И уже никто бы и не узнал, что обглодали они не труп молодой девушки, а труп древней старухи…
Тут уже Лианс не удержался и несколько раз ударил Ламонтуана.
— Зачем вам понадобилось ее время?
— Ты же сам знаешь, что говорил прошлый Часовщик, Лианс. Нет ничего слаще и прекраснее, чем время молодой, прекрасной, счастливой девушки, которая только вышла замуж и пребывает в неге медового месяца…
Я слушала Ламонтуана, который сбросил личину доброго преподавателя, и показал свое настоящее лицо — циничное, противное, с мерзкими ужимками, и меня просто оторопь брала.
Что бы со мной стало, если бы не Лианс?
Он спас мне жизнь.
Спас от страшной, жуткой участи, от подлого, грязного, черного предательства.
— Где часы? При тебе их нет.
— Верно, они сейчас у другого человека. Спрятаны в надежном месте.
— В этом замешан еще кто-то? Говори, кто это и где он?
— А вот этого сказать я не имею право, — ухмыльнулся Ламонтуан. — Часов вы не получите и этот человек навсегда останется инкогнито.
— Ну, все! — разъярился Лианс, сбросил куртку и закатил рукава. — На этот раз ты меня достал!
В этот момент я смогла своими глазами убедиться, что допрос он действительно ведет мастерски. И что самые матерые преступники на его допросах заливались горючими слезами.
По итогу, самоуверенный де Ламонтуан тоже не избежал этой участи.
И вскоре, тихонько похрюкивая разбитым носом, вел нас обратно к академии. Точнее, к одному из корпусов.
Очень знакомому мне корпусу.
Тренировочному.
В залах шли занятия, а вот в коридорах было пусто и очень тихо.
— Будь начеку, — тихо предупредил Лианс, понукая Часовщика. — Здесь тоже может быть ловушка…
Ламонтуан тем временем провел нас по хорошо знакомому мне коридору, а затем по хорошо знакомой мне лестнице…
Мы шли в старый бассейн, где когда-то мы с котиками строили козни и варили приворотное зелье для Антонии.
Котикодемоны говорили мне, что здесь находится трещина между мирами. Может, Ламонтуан задумал нас в нее каким-то образом скинуть?
Скрипнула дверь, и я приготовилась увидеть знакомый обшарпанный кафель и пустой бассейн с исписанными стенками, в котором когда-то стояли котелок, зеркало и мой трон.
Но вместо этого нас тут встретила совсем другая картина.
Роскошный зал, который здорово напоминал ту потайную комнату, которую мы с Лиансом обнаружили в кабинете Уэйса Когмана.
Здесь теперь тоже была позолота, люстры и зеркала, роскошные бордовые драпировки, шелк и золото на стенах, массивная, вычурная мебель.
И здесь, точно так же, как и в той комнате, на возвышении стояла огромная кровать с резными столбиками. Она была укрыта толстым ярко-красным бархатным покрывалом, просто невозможным в своей роскошности.
За полупрозрачным балдахином виднелся чей-то силуэт.
Кто-то
