казался скорее пластмассовым, но пластмасса эта была удивительно твердой. На конце ключа находилось всего несколько выступающих зазубрин, подделать которые при желании не составляло труда даже с помощью обычного напильника, однако Витя почему-то был уверен, что это не сработает.
Дважды с коротким промежутком прозвенел звонок — так звонила только мама. Ему пришлось быстро скинуть кеды и куртку, а ключ спрятать в карман штанов. Вылазка в подвал отменялась.
Мама вошла в прихожую, поцеловала его и внимательно рассмотрела.
— Ну — как? Сходили?
— Куда? — не понял Витя, все еще находясь под впечатлением рассказов Капицы про машину времени. — Аа! На стадион? Да, отлично… прогулялись. Тетя Оля даже…
Мама раздевалась и когда он вдруг оборвал повествование на полуслове, повернулась и жестом показала, — мол, продолжай, я все прекрасно слышу.
— … она даже болела.
— Удивительно, все больше и больше поражаюсь ей. Никогда не интересовалась спортом и вот на тебе. Может быть, мне тоже сходить как-нибудь?
Брови мальчика взметнулись вверх, и он испуганно замахал руками:
— Нет, нет, тебе точно будет не интересно! Куда лучше ходить по магазинам, я уверен!
Мама улыбнулась.
— Я вот тоже так думаю! Ты, кстати, пообедал? Я куриный суп сделала…
Витя покачал головой.
— Мне что-то не хочется. Пойду займусь уроками на понедельник.
Мама развела руками.
— Ужин по расписанию!
Витя скрылся в своей комнате. Он мог бы попробовать выйти на улицу и заскочить в подвал, но решил не рисковать. Вместо этого он достал тетрадку, открыл ее на последней странице. Здесь было написано послание, которое он принялся заучивать наизусть, чтобы в самый ответственный момент произнести его механически точно и без ошибок.
По спине его бежали мурашки, и он то и дело оглядывался на дверь комнаты. В конце концов, сообщение впиталось в подкорку, он произносил его без усилий, даже не напрягая память — короткие и очень страшные слова.
Спать он лег раньше обычного и когда комната погрузилась во тьму, а по стенам поползли полупрозрачные блики городских фонарей, он почувствовал, как постепенно проваливается в светящийся бесконечный тоннель. Но страха он не испытывал, потому что знал — это и есть та самая кротовая нора, о которой говорилось в передаче по телевизору. Только вот, куда она его приведет, он не знал, и это было самым интересным.
Окружающее пространство вибрировало, тряска усиливалась и росла, свет мерк, и он совершенно утратил чувство времени — сколько он летел в этой кротовой норе и куда в конце концов попал. Невнятные слова, произносимые им, возвращались эхом с чудовищным опозданием и Витя, как ни старался, не мог уловить их смысл. Вокруг витал запах огня и гари. Прошла, может быть, тысяча лет, прежде чем он смог различить знакомый голос:
— Витя… Витя, вставай, уже утро! Пора собираться на «Зарницу»!
Он вскочил, задыхаясь — последний момент сна ему показалось, что он летел в этой кротовой норе так долго, что минуло, может быть, сотни, даже тысячи лет. Вглядываясь в мутные отражения вокруг, он видел старика, одолеваемого удушливыми приступами кашля. Витя с ужасом открыл глаза, поднялся в кровати, огляделся, не понимая, где находится и спросил:
— Какой… Какой сейчас год⁈
— Как это какой⁈ — послышался удивленный голос. — Какой был и вчера. Восемьдесят четвертый.
Мама стояла за распахнутой дверкой шкафа, и Витя не сразу заметил ее, а когда увидел, выдохнул.
— Фу-ух!
Она вышла на свет и глянула на него.
— Страшный сон?
— Ага… то есть, нет! Приснилось, что я попал в будущее!
— И как там — в будущем? — улыбнулась мама. У нее было хорошее настроение, и Витя быстро успокоился.
— Там? — Он вдруг вспомнил, что почти ничего не расспросил своего магнитофонного друга о будущем. — Там хорошо, — ответил он.
— Я тоже так думаю, — сказала мама. — А теперь быстренько умывайся, одевайся и завтракай. Через сорок минут сбор у школы.
— Конечно! — Витя вскочил, на всякий случай глянул в окно, где присыпанный желтой листвой стоял горбатый «Запорожец» одноногого инвалида дяди Пети с первого этажа — и только тогда окончательно расслабился.
Наскоро справившись с завтраком, он оделся в новенький костюм, попрощался с мамой, напевая «Светофор зеленый» Леонтьева выскочил из дома и понесся к школе. И только на половине пути, точно запоздалая ударная волна, его почти физически оглушила жуткая, невероятно острая и болезненная мысль. Он вдруг вспомнил и кротовую нору, и лица, которые видел внутри нее, и голоса и даже… даже огонь, крики, скорую помощь и пожарных — вспомнил все до последней детали и крошечной песчинки.
Витя остановился как вкопанный.
Тело дрожало, зубы стучали словно от холода и если бы кто-то увидел его сейчас, то наверняка подумал, что мальчик явно не здоров.
Мгновение постояв, он развернулся на сто восемьдесят градусов и быстрее пули, со скорость, какую только мог развить, помчался домой.
Витя даже не пытался успокоиться. Он нажал кнопку звонка и держал ее, пока мама не открыла дверь.
Увидев его, она переменилась в лице.
— Витя? Что с тобой? Что-то случилось⁈
— Мам… я забыл, дай мне пару двушек. Вдруг мне позвонить надо будет.
— Позвонить? — не поняла она.
— Да, мало ли что.
Она закусила губу, потом быстро подошла к сумочке, достала кошелек и вынула оттуда несколько двухкопеечных монет.
— Три штуки хватит?
— Да, спасибо!
— Точно все нормально?
— Мы едем в воинскую часть! Там будет «Зарница»! — выкрикнул Витя уже со второго этажа.
— Ну ладно… Витя, будь осторожнее! — мама пожала плечами и закрыла дверь. В последнее время сын вызывал у нее все большую тревогу, и она была благодарна Оле, что та посоветовала «по блату» хорошего психолога, первое посещение которого было запланировано на вечер воскресенья.
Разумеется, негласно, чтобы не дай бог у мальчика не возникло каких-то проблем.
Вылетев на улицу, Витя юркнул за угол дома, описав его периметру, и через сто пятьдесят метров, за унылым зданием нотариальной конторы, увидел телефонную будку. Она была пуста, и Витя выдохнул.
Сердце его ныло от страха и билось так часто, что он физически ощущал его неровные с замиранием толчки.
Витя остановился у будки, оглянулся, потом вошел внутрь, прикрыв дверь и снял тяжелую трубку с рычага.
Монетка нырнула в чрево автомата. Палец коснулся прозрачного диска номеронабирателя и замер на цифре «2».
Еще можно было
