которые были воспитаны суровой женщиной или подвергались жестокому обращению со стороны человека, который должен был их любить. Эти девочки никогда не чувствовали материнского признания и любви. Повзрослев, они могут не ценить себя.
Такие женщины редко заводят детей. Они сомневаются в своей способности любить и воспитывать ребенка или боятся, что повторят то же родительское поведение, с которым столкнулись в детстве. Но те женщины, которые все же решили стать матерями, обнаруживают, что после первой волны материнской любви к ребенку прошлое раскрывается неожиданным образом.
40-летняя Шелли воспитывает двух маленьких дочерей. Она описывает свою мать как «совершенно незаботливую, очень властную женщину, которая проявляла любовь, пытаясь слепить из меня дочь по своему образцу и не давая возможности самовыразиться». Отец почти не принимал участия в воспитании. Будучи долгожданной дочерью в семье с двумя старшими сыновьями, Шелли росла с ощущением, что она должна стать копией матери и что ей никогда не позволят быть собой. Она часто конфликтовала с матерью, пока та не умерла от рака, когда Шелли было 23 года. Последующие 10 лет Шелли строила карьеру и встречалась с несколькими мужчинами, которые не давали ей эмоционального тепла или честного общения, в котором она так нуждалась.
Когда ей было около 35 лет, Шелли начала посещать психолога и вскоре познакомилась с мужчиной, ставшим ее мужем. В 37 лет Шелли родила первую дочь. Спустя неделю после родов она испытала ощущение, которое по-прежнему доводит ее до слез, когда она рассказывает о нем.
«У моей дочки были колики, – вспоминает Шелли. – Она все время плакала. Первые пару недель я была в депрессии и постоянно думала: “Что я сделала? Это худшее в моей жизни. Это ужасно”. Я никогда не забуду то время – моей дочке была всего неделя, и она постоянно кричала. Наконец я поговорила с людьми и поняла, что с коликами ничего не сделать. С дочкой все было в порядке, она просто не хотела есть. Мне нужно было держать ее на руках, и все. Поэтому я садилась и брала ее на руки. Разумеется, я еще не знала свою дочь – ей была всего неделя. Я ничего не знала о ней, но чувствовала, как сильно люблю ее и хочу держать на руках, чтобы ей стало лучше. А потом я внезапно поняла, что моя мама тоже когда-то была таким человеком. Она тоже держала на руках недельного младенца. Она была человеком и не была психически больной. Я поняла, что она тоже любила меня, потому что любовь к дочери пришла неожиданно. Я просто поняла, что люблю свою дочь, и в тот момент расплакалась. Я держала Софи на руках и плакала. Впервые за 37 лет подумала: “Наверное, моя мать любила меня. Она просто не могла не любить. Любовь – это не выбор”».
Шелли поняла, что ее мать не просто контролировала и критиковала ее в детстве, а была обычной женщиной, которая не умела выражать свою любовь. В тот момент Шелли поняла, что она была не ужасной дочерью, которая все делала неправильно, а обычным ребенком, как и ее дочь, и заслуживала материнской любви. В тот момент Шелли оплакала ребенка, который никогда не чувствовал материнской любви, мать, которая не знала, как выразить свои чувства, и отношения, которые у них не сложились.
Эффект поколений
Тысячи американских детей проявляют черты детей, у которых нет матери, хотя их матери живы. Почему? Потому что их воспитывают женщины, когда-то лишившиеся матерей. Когда ранняя утрата проникает в зарождающуюся личность ребенка, навыки выживания, формирующиеся в это время, становятся навыками, которые ребенок применяет к более поздним задачам, в том числе к воспитанию детей. Женщины без матерей, как и другие женщины, нередко копируют поведение родителей. Вот почему их дети могут извлечь пользу или серьезно пострадать из-за смерти бабушки, которую они никогда не знали. В свою очередь эти дети, скорее всего, будут воспитывать своих детей схожим образом. 46-летняя Эмма знает, что это возможно. По ее словам, четыре поколения женщин в ее семье до сих пор ощущают последствия смерти бабушки, которая случилась более 70 лет назад.
Эмма: обрывание цикла
Матери Эммы было всего три года, когда ее мать умерла во время вторых родов. Или ей было четыре? Эмма не знает точно. Ее мать редко говорит о своей утрате, Эмма не знает подробностей. Она лишь знает, что мать жила с разными людьми в детстве и что ее воспитывали родственники и друзья. Когда Эмма вспоминает свое детство, она почти не помнит разговоров с матерью. Скорее ее детство можно назвать активным.
«Родители всегда призывали нас что-то делать, путешествовать и добиваться успехов, – рассказывает Эмма. – Со стороны казалось, что я и моя сестра очень амбициозны. Мы всегда были чем-то заняты. И моя мать тоже. Она работала учительницей и постоянно подрабатывала волонтером. Все считали ее чудесной женщиной. Но теперь я понимаю, что она старалась занять себя, чтобы избежать своих чувств».
В раннем детстве мать Эммы потеряла младшего брата, через год – мать. После этого отец ушел из семьи. «Маме было три года, когда у нее никого не осталось, – рассказывает Эмма. – Я всегда думала, что она была сильной именно поэтому. Ей просто пришлось стать сильной». Мать Эммы была очень независимой в подростковые годы. Те же навыки она поощряла и у своих дочерей. Не болеть. Не плакать. Быть сильной.
Когда Эмме исполнилось девять и родительский дом сгорел дотла, ее мать отреагировала на трагедию достаточно спокойно. «Это произошло за неделю до Рождества, и мы потеряли все, даже наших кошек и собак, – вспоминает Эмма. – Но это ничего не изменило. Мы продолжили жить как прежде. Отнеслись к событию так, словно произошло что-то незначительное. Наверное, это хорошо. Возможно, для моей матери любое событие было мелочью, если никто не умер. Но когда ты ребенок и тебе приходится так себя вести, ты не сможешь разобраться в себе и быть человеком, должен вести себя как робот. А потом ты взрослеешь и думаешь: "Что же тогда не мелочь?”».
В детстве и подростковом возрасте Эмме не приходилось спрашивать. Все решения за нее принимала мать. Будучи дочерью без матери, познавшей необходимость независимости, она внушала это чувство своим дочерям. Но как мать, которая отчаянно хотела дать детям то, чего не получила сама, она была слишком навязчивой и властной. «Мама вела себя противоречиво, – говорит Эмма. – Она говорила одно, а делала другое. Ей так хотелось, чтобы мы с сестрой
