а?
— На хрена мне сраный книжный магазин?
Лично мне тоже очень хотелось бы услышать ответ на этот вопрос.
Клемент сверлит старика свирепым взглядом.
— На хрена? Да потому что я сказал, что ты его купишь! И к тому же по удвоенной начальной цене.
От подобной наглости гангстер только вновь обретает самоуверенность и фыркает:
— Да ты спятил, что ли? Ни в жизнь!
Клемент поглаживает усы и переадресовывает вопрос мне:
— А ты как думаешь, пупсик? Спятил ли я?
Стерлинг поворачивается ко мне, насмешка на его физиономии сменяется озадаченностью. Я по-прежнему понятия не имею, что на уме у Клемента, однако только рада ему подыграть, раз уж такая тактика сбивает вымогателя с толку.
— Только между нами, — почти шепчу я Стерлингу, — возможно, он действительно рехнулся.
— Так, значит, по рукам? — рокочет Клемент.
Старик переводит взгляд на него:
— Нет, и довольно этого балагана. Давай, отпирай дверь.
— Не выйдет.
Подобное перебрасывание фразами определенно загоняет обоих в тупик. Клемент пересекает зал и прислоняется к прилавку. Вид у него непринужденный, в то время как его оппонент явно скован неуверенностью. Я совершенно не понимаю, почему после всех своих угроз он так и не позвонил в полицию.
— Ладно, забудем Паттерсона, — внезапно выпаливает Стерлинг. — Я забираю деньги, а вы получаете расписку.
Клемент тут же хватает с прилавка пакет с наличностью.
— А вот это пожалуйста. Только сначала гони писульку.
Старик достает из кармана долговую расписку и, шагнув вперед, нерешительно протягивает Клементу. Клемент выхватывает документ и передает мне, а затем как будто собирается вручить пакет гангстеру. Когда же тот хочет взять деньги, отдергивает руку и бросает пакет обратно на прилавок.
— Облом, Норрис. Мы оставляем денежки у себя.
«Что? Какой еще Норрис?»
Тем не менее челюсть у Стерлинга так и отвисает, а лицо белеет от ужаса, как будто он только что услышал, что жить ему осталось ровно неделю.
— В чем дело, Норрис? Как-то ты сразу поник, а?
А старик и вправду бледнеет до такой степени, что шрам его становится едва различим. Губы у него подергиваются, будто он силится что-то сказать, однако не может подобрать слов.
— Прошу прощения, Клемент, — отваживаюсь вмешаться я. — Почему вы называете его Норрисом?
— Потому что это его настоящее имя, и он действительно был крупной шишкой в Лондоне… среди педофилов.
Я ошарашенно смотрю на Стерлинга, а затем на Клемента:
— Не понимаю…
Клемент только рад объяснить:
— Едва лишь я его увидел, как сразу понял, что лицо его мне знакомо. Только не мог вспомнить, откуда. В общем, его настоящее имя Норрис Дарбридж, и улыбку Глазго ему нарисовали во время отбывания четырехлетнего срока в Уормвуд-Скрабс.
— Это тюрьма?
— Ага. Наш знакомый питал слабость к мальчикам, так ведь, Норрис? Штука в том, что в тюрьме на дух не переносят педофилов и не прочь ужесточить им режим, так сказать. И улыбка Глазго предназначается последнему отребью.
Стерлинг обретает дар речи и лопочет:
— Нет… ты ошибаешься.
— Заткнись, Норрис. С таким-то шнобелем тебя разве да забудешь? Твоя гнусная рожа маячила во всех газетах. Как они там тебя прозвали? «Норрис-Развратник», да?
— Ничего подобного…
— Да брось! Это запросто можно проверить той штукой у Бет, «Гогла» называется.
— «Гугл», — машинально поправляю я.
— Во-во, «Гугл».
Загнанный в угол, Стерлинг — или Норрис, или как там еще его зовут — внезапно вспоминает, что лучшая форма защиты — нападение.
— Полный бред, — фыркает он. — Это гнусная клевета, а у меня очень хороший адвокат. Я засужу вас и обдеру до последнего пенса!
— При наличии доказательства, что ты и есть Норрис Дарбридж, это вовсе не клевета.
— Ну и какое у тебя доказательство? — усмехается старик. — С тем человеком меня давным-давно ничего не связывает.
— Уж не сомневаюсь, ты хорошенько постарался, замазывая свое прошлое. Только об одном позабыл — об отпечатках пальцев.
— Что?
— Твои отпечатки на долговой расписке, что ты мне отдал. И я готов поспорить на свой последний фунт, что они тютелька в тютельку совпадают с отпечатками Норриса Дарбриджа.
Выражение лица Стерлинга, пожалуй, стоит всех двадцати тысяч.
— В общем, Норрис, если хочешь привлечь нас к суду за клевету, валяй. С удовольствием послушаю, как будет выкручиваться твой ловкий адвокатишка.
«Шах и мат!»
Оборона Стерлинга разбита в пух и прах, и он прямо на глазах сникает.
— Ты ничего не знаешь, — скулит он. — Меня подставили. Я невиновен!
— Брехня! Против тебя свидетельствовали семеро мальчиков. Все врали, да?
— Полицию подкупили, и они подучили мальцов. Тебя там не было, ты не понимаешь, как все тогда делалось!
— Ой ли, не понимаю?
«Нет, Клемент! Пожалуйста, не надо!»
Пару секунд Клемент неотрывно смотрит на старика, затем заходит с другой стороны:
— Норрис, ты когда-нибудь смотрел программу «Гений»?
Тот кивает.
— Если бы меня усадили в это их огромное кресло, моей темой был бы Лондон в шестидесятых-семидесятых. Я прекрасно знаю, кто ты такой и что ты делал, так что можешь не напрягаться отнекиванием.
«Чисто сработано!»
Клемент отходит от прилавка и останавливается в метре от Стерлинга, нависая над ним как физически, так и, подозреваю, психологически. Человека, что буквально минут десять назад развязно ввалился в мой магазин, как не бывало. Заносчивый мерзкий старик уничтожен без единого удара.
— Ладно, хватит мурыжить, — хмурится Клемент. — Никаких денег отсюда ты не вынесешь, да еще и купишь магазин за удвоенную начальную цену.
Я практически слышу, как в голове Стерлинга скрежещут шестеренки. Деваться ему определенно некуда.
Избегая смотреть Клементу в глаза, он мямлит:
— А если нет?
— Если нет, твой маленький грязный секрет станет достоянием гласности. Посмотрим на твою популярность среди корешей-полицейских, когда они узнают, что ты за фрукт на самом деле.
Молчание.
Я наблюдала из-за прилавка за развитием всей драмы, с трудом доверяя собственным органам чувств. В один момент жизни моей матери угрожает опасность, а в следующий мне предлагают еще один выигрышный билет — пакет с наличностью и навязанную Стерлингу покупку магазина. И, как и на протяжении предыдущих приключений с Клементом, все это время я ощущала, себя лишь пассажиром потерявшего управление поезда, глядящим из окошка, как мимо проносятся удачи и неудачи.
Настало время покинуть неуправляемый состав и взять ситуацию в свои руки.
Выхожу из-за прилавка и приближаюсь к старику, который теперь выглядит на все свои семьдесят с лишком.
— Стерлинг, так мы заключаем сделку? Или мне перейти на «мистера Дарбриджа»?
— Кажется, выбора у меня не остается, — едва слышно мямлит он.
— Прошу прощения, не слышу.
Он даже не смеет поднять на меня взгляд. Трус.
— Да. Я покупаю твой чертов
