– Соседи, – произнес я. – Рад встрече.
Кэннон лишь обеспокоенно кивнул.
– Супер. Кэннон летал на боевой вертушке в Кавалерии, – начал Перстень. – Но в нашей роте мы допускаем к боевым вертушкам только худых пилотов. Сам знаешь, модели Б очень хлипкие, особенно когда забиты боеприпасами. Поэтому все пилоты наших боевых вертушек – тощие засранцы, прямо как ты.
Меня словно током ударили. Вот почему Кэннон так напряжен. Перстень собирался посадить его в «слик». А меня он собирался посадить в боевую вертушку.
– Что-то не так? – спросил Перстень, увидев мое выражение лица.
– Я летаю на «сликах».
– Да, а я летаю на боевых, – вставил Кэннон.
Перстень нахмурился.
– У меня есть принцип, тощие по боевым, толстые по «сликам». И я не пойму, чего ты так боишься, Мэйсон. В боевых гораздо безопасней, чем в «сликах». «Слики» берут на себя большую часть пуль. А в боевых у тебя хотя бы есть чем отстреливаться.
«Фантом» заревел на взлете.
Дэйринг переделывал песню «Плывущая по небу пехота…».
– У меня шесть сотен часов боевого налета в качестве пилота «слика». Это весь мой опыт. И я до сих пор жив. Мне бы не хотелось ничего менять на столь поздней стадии игры.
– Аналогично, – произнес Кэннон. – Я до сих пор жив, и ничего не хочу менять.
– Шесть сотен часов? – Перстень был впечатлен.
– Именно.
– Вот дерьмо, – произнес он. – В нашей роте самые опытные налетали по три сотни, даже Дикон.
Перстень постучал своим перстнем по столу.
– Ты прям живешь в небе.
– Да, и я знаю, как летать на «сликах».
– А я знаю, как летать на боевых, – добавил Кэннон.
– Мать вашу! – Перстень выглядел удрученно. – У меня вообще-то принцип.
Кэннон, сильно не в духе, откинулся на своем стуле. Очередной фанат гребаного устава, подумал я.
– Ладно, ладно, черт с вами, – произнес Перстень. – На хер мои принципы! Кэннон, летаешь на боевом. Мэйсон, летаешь на «слике».
Перстень улыбнулся.
– Это приказ.
– Есть, сэр, – произнес я.
– Договорились, – произнес Кэннон.
– Расставляет капканы, идет охота… – бубнил Дэйринг.
– Нет, нет, нет, – Перстень внезапно вклинился в круг композиторов. – Кошмар, кошмар, кошмар.
Король Неба рухнул на колени и зажал уши ладонями.
– Ща блевану! – орал он.
Он сгорбился и стал издавать звуки рвотных позывов.
– Слушайте. Набросаем добротную песню – поедем в Сайгон на два дня с концертом, – объявил Перстень. – Вы чего, не хотите пару дней потрахаться в Сайгоне?
Я в остолбенении слушал речь Перстня. Концерт? Конкурс песен? Кэннон, сидевший со скрещенными на груди руками, посмотрел на меня и покачал головой. Эти парни странные.
Композиторы ругались; затем Дэйринг еще раз ударил по струнам. На этот раз подпевали уже трое из двадцати собравшихся. Пока они пели, я заметил какое-то движение возле стены. Человеческий череп, прибитый над баром, двигал челюстью, клацая в такт. Король Неба тянул за леску, протянутую от черепа к дальней части бара.
– Громче, чарли! – орал он.
– Чарли? – спросил я Рэда.
– Ага, Док сделал его из башки вьетконговца, которую мы привезли с собой.
Ну а как еще назвать голову вьетконговца?
Песня закончилась.
– Говнище, – произнес Дикон.
– Серьезно? – обеспокоенно спросил Перстень.
Дикон был одним из командиров взвода в «Старателях». А еще он был пилотом-инструктором и по совместительству ротным мудрецом. У него был седеющий ежик и гладко выбритое искреннее лицо. Перстень всецело ему доверял.
– Да, – ответил Дикон.
– Что ж, – Перстень покачал головой. – Будем дальше стараться.
«Старатели» вылетели на рассвете. Я остался в лагере с еще одним уорентом по имени Стальони. Нам предстояло лететь на «слике», который на тот момент был в ремонте.
Стальони объяснил мне, что пять вертолетов роты уже отправились на позиции к Нхон Ко.
– Обычное дело. Мы посылаем часть парней вперед, чтобы они успели разбить лагерь, а остальные возвращаются и отдыхают.
Стальони был высоким, смуглым и с тихим голосом. У него был нью-йоркский акцент.
– Флэтбуш. Это в Бруклине, – пояснил он.
– И что, нам теперь просто сидеть и ждать, пока не починят машину?
– Именно так. Механик сказал, что все будет готово к завтрашнему утру.
Мы наблюдали за взлетом отряда из четырех «Фантомов». Когда они врубили форсаж во время набора высоты, показалось, будто грянул гром.
– Весело им, – произнес я.
– Еще как, – отозвался Стальони. – Я пробовал.
– Ты летал на «Фантоме»?
– Да. Ты тоже можешь, если захочешь. Они вечно к нам захаживают. Предлагают обменяться налетом.
– Они хотят летать на «Хьюи»?
– Ага. Они любят доказывать, что могут с первого раза перейти в парение.
– Готов поспорить, что не смогут.
– И будешь прав. Пока у них ни разу не получилось. Один из пилотов как-то раз даже слетал с нами на задачу. Потом плевался. Ему казалось, что мы подлетаем слишком близко, в самую гущу, ну ты понял. Они же ничего не видят из своих кабин. Целятся на дым в джунглях, сбрасывают свою херню и уже летят обратно. От взлета до посадки они находятся в воздухе всего час с небольшим. Халтурщики. И так каждый день. Сотня вылетов и можно ехать домой, – он помолчал с минуту, пока «Фантом» заходил на посадку. – Как тебе? Сотня вылетов. Мать твою, я бы уже два раза мог домой вернуться.
– Вы что, считаете вылеты?
– Ну, неофициально. Я веду свой счет. Недавно рассказал одному парню из ВВС о том, сколько вылетов уже провел, так он мне ответил: «А ты чего хотел? Самые умные пилоты – в ВВС». Ублюдок.
Я проследил за очередным взлетающим «Фантомом». Если бы остался в училище, мысленно сетовал я, летал бы на этих штуках и жил по другую сторону взлетной полосы.
– Все так, – произнес я.
– Что?
– Самые умные пилоты действительно в ВВС.
Лагерь превратился в город-призрак из грязного брезента. Тропинка, виляющая от дома офицеров между рядами десяти палаток общего назначения, полностью заросла. Стальони отправился в свою палатку, я пошел в свою.
Я написал Пейшнс письмо, поделился с ней последними новостями и дал новый почтовый адрес.
