— Вернусь, — пообещал Грэхам, отступая к выходу. — И в следующий раз буду не так милосерден к тому, кто попытается вас очаровать.
Дверь лязгнула, и я почти сползла по шкафу, приложила прохладные ладони к горящим щекам и глупо хихикнула. Скинула туфли, расстегнула манжеты на рукавах. Погладила пальчиком свои губы — те, что недавно познали поцелуй Грэхама. Он вышел с привкусом крови и чужого страдания, но я всё равно была бесконечно счастлива той девичьей радостью, что окрашивает жизнь в цвет чудес и дарит крылья. Сердце порхало в груди весенней птахой, и я позволила себе ещё минуту пребывания в волшебной реальности, как героиня одной из сказочных книг, стерегущих реликвии мёртвых правителей.
В хранилище было тёмно и пыльно — Йоллу не утруждал себя частыми уборками. Я поднялась, с удовольствием разминая затёкшие в туфлях ступни, пробежалась босиком между лакированных полок. Покружилась, наслаждаясь лёгким перестуком жемчужин в складках летящего шифона и напевая мотив знакомой баллады. Какой бы королевой стать мне сегодня? Мелирой Великой, благодетельницей Квертинда? Или, может… Анной Иверийской, влюблённой в генерала лин де Врона?
На глаза попалась связка ключей от Иверийского замка.
Моя маленькая мечта в хрустальном ледяном саване… Потянулась, почти дотрагиваясь пальчиками до покрытого пылью металла… И резко одернула руку. Камлен Видящий запретил отпирать замок. Даже в восторженной впечатлительности и любовной эйфории мне не стоило забывать о правилах и обязанностях.
Однажды каждому приходится падать в бездну вечности. Настанет день, когда и я застыну воспоминанием. Всё, что рвалось в груди, сияло и пело превратится в едва слышные отголоски моих вещей — тонких браслетов, крохотных сумочек и шёлковых платьев.
Ещё ни разу я не смотрела глазами Лауны. Потому что боялась. Боялась увидеть последнюю ночь королевы, когда она умерла в своих покоях, в объятиях экзарха — любимого и любящего мужчины, ради которого она поступилась долгом.
Тонкий шарф из переливчатого газа, обожжёный с одного края, скользнул между моих пальцев. Личная вещь Лауны Иверийской, зверски убитой в Ночь Красной Луны… Образы заструились вдоль изящной вязи по краю шёлковой ткани, прыгнули на бледные запястья, впитались в кожу. Я охотно приняла видение, отдалась в его власть и увидела ярко-пурпурного кролика. Смешной грызун хрустит листком салата, до абсурдного весело пучит жёлтые глазки-пуговки и дёргает ушами. Изящный пальчик с полированным ноготком погружается во что-то липкое, вязкое, и на трёхэтажном торте остаётся безобразная выемка — свидетельство моего хулиганства. Я с удовольствием облизываю сливочный крем и хохочу.
— Под вечер над рекой прохлаааада и покой, — выводит арфистка, расположившаяся у широкого окна. — Сливаясь облака у! — она берёт воздуха, чтобы взвыть на высокой ноте, — Ууууууходят вдаль грядой.
Я выдыхаю вместе с ней, когда Её Сиятельство госпожа Оуренская натягивает ленту корсета туже. От вибрации струн трясётся золоченая бахрома на шторах, и едва не стучат фарфоровые чашки с распускающими от кипятка цветками жасмина.
К утренней церемонии одевания допущены представители высшей аристократии. Жёны наследников знатных родов, мои собственные фрейлины, камердинеры и прислуга, тщательно проверенная стязателями и менталистами перед посещением покоев Иверийской королевы. Леди лин де Бродзен из сурового Кроуница проводит щёткой по моим волосам, а я подцепляю ягодку с торта и кидаю её под ноги — туда, где стоит на задних лапах неественной окраски кролик. Он такой забавный!
— Какая занудная песня, — жалуюсь я, нагибаясь к Пушистику. — Неужели в целом Квертинде не нашлось музыки повеселее?
— Это любимая арфистка княза Ивора, — подсказывает сиделица в шляпке с голубыми перьями, по последней южной моде. — Он посчитал, что вам будет приятно ознакомиться с культурой его княжества. Веллапольский двор не похож на Квертиндский. Мужчины там суровы и скупы, а дамы — сдержанны и кротки.
— Пуф! — я надуваю щёки, передразнивая пышнотелую сиделицу, и знатные леди с фрейлинами хихикают над моей шуткой. Закрываю лицо веером и свожу брови. — Сдержанность и кроткость!
Покои звенят женским смехом, и даже служанки, подвязывающие ночной балдахин к фигурным кроватным столбикам, тихонько прыскают.
— Князю Ивору придётся присягнуть Квертинду, назваться Иверийским и ознакомиться с культурой моего королевства! — подставляю запястье одной из фрейлин. — А свою арфистку отослать обратно в ту деревню, откуда он её вытащил.
Девушка достаёт аметистовый браслет из шкатулки с торжественной парюрой, обвивает холодный металл вокруг моей руки. Вдевает похожие серьги в уши, обдав меня тёплым ароматом молока и пирожных. Поднимает глаза, обхватывает жёлтый тиаль с парящей в нём арфой, и протягивает: «Ууууууууу» на манер заунывной почитательницы Нарцины. Мы обе игриво перемигиваемся. Вряд ли эта бесталантная чужачка за инструментом знает о благословении богини искусства.
— Вам следует быть серьёзнее, Ваше Величество, — сиделица цокает на нашу мимику, закрывая собой от иноземной исполнительницы. — Ваша помолвка с веллапольским князем должна гаранитровать Квертинду мир с нашими ближайшими соседями. Он приехал с предложением руки и сердца и привёз дары своего края.
— Разве я ещё не ношу траур по отцу и бабушке Мелире? — уточняю я, чтобы выиграть время. — И чем он намерен меня удивлять? Крылатым медведем? Пушистой ящерицей?
Ярко-жёлтый, как цыплёнок, Хрустик машет в воздухе лапками, требуя угощения ничуть не худшего, чем досталось его пурпурному собрату. Длинные уши ходят из стороны в сторону, как у рудвика. Надеюсь, веллаполец привёз мне в подарок милое создание своей гибридной магии, а не опасного для жизни монстра.
— Полгода — достаточный срок для траура, — госпожа Диброэн говорит то, что я и без неё знаю. — Вы — последняя истинная Иверийская наследница, и должны продолжить свой род как можно скорее. Квертинду нужен король, а вам нужен муж, — она проходит до высоких дверей. — Великий Консул Камлен ждёт аудиенции уже полчаса. Позволите его впустить?
— Впускай, — великодушно разрешаю я, отправляя в рот крохотное хрустящее пирожное.
С этими церемониями совсем не остаётся времени на неспешный завтрак! Глотаю ароматного чая, и желтоватая жидкость горчит на языке. Подумать только — такой прекрасный вид и такой гадкий вкус. Морщусь — больше от несмолкающей унылой музыки, чем от жасминового напитка.
Служанка ставит передо мной атласные туфельки с изумрудами, и я резво ныряю в них. Поднимаю руки, вытягиваясь в струнку и выбегаю на балкон, чтобы хоть на минуту дать ушам передышку.
В садах дворца Иверийского замка сегодня людно: высокопоставленные гости съехались на церемонию в честь визита княза Ивора. Тщательно выстриженные газоны и лужайки заворачиваются в спирали, торчат шарами и конусами. Боскеты декоративной стрижки имитируют настоящие зелёные дворцы с арками и башенками. Хрустальные фонтаны в каскадах между клумбами окутывают гуляющих влажной дымкой. Как я любила в детстве играть с отцом в жмурки в королевском саду! Жаль, что те времена минули…
