и, взяв Леру за руку, пригласил её на танец. Танцевать я не умел, и мы просто обнимались и кружились в такт музыке, прижавшись друг к другу. Я провёл рукой ей по волосам и поцеловал, она взглянула на меня и медленно выправила мою сорочку из брюк, впоследствии начав гладить меня по коже спины. Схватив руками край её блузки, я медленно потянул её наверх и снял, обнажив её грудь, проглядывающую через чёрный лифчик, прекрасно сочетающийся с её тёмными волосами. Медленно спустился губами к её шее и почувствовал, как ускоряется её дыхание. Через мгновение она начала расстёгивать мне ремень, который вскоре был откинут на кресло. Я повалил её на кровать и стянул с неё джинсы вместе с трусиками, после чего медленно начал целовать её ноги, перемещаясь от ступней к бёдрам и затем к ягодицам. Уже через пару минут мы лежали обнажённые, и я плавно входил в неё. Мы начинали заниматься любовью медленно, смакуя каждое движение наших тел, со временем всё больше ускоряясь. С каждой последующей минутой диван всё сильнее скрипел, и, кажется, шлепки моего тела о её ягодицы были слышны всем соседям на этаже. Лера стонала в такт стремительным рывкам моих бёдер и покачиванию её груди, с которой на простынь капали капли пота. Так продолжалось до одиннадцати часов вечера, после чего, закончив, мы старались перевести дыхание. Это было незабываемо! Когда я последний раз до этого занимался сексом? Год назад? Ах, да, та женщина… но это не в счёт…
– Я люблю тебя, Андрюша! – тихо сказала Лера.
– И я люблю тебя! – ответил я, смотря в её глаза.
– Помнишь, когда мы лежали и смотрели на полярное сияние, упала звезда, и ты спросил, что я загадала?
– Конечно, помню.
– Ты был прав, я тогда загадала, чтобы ты поцеловал меня!
Я ещё раз приник к её пухлым красным губам и улыбнулся. В начале первого Лера уже спала, а я смотрел на её обнажённое тело: на волосы, раскинутые на подушке, на гладкую кожу и очертания тазовых костей, контуры которых проступали под её узкой талией. Люблю смотреть на неё, когда она спит. Казалось, что сегодняшний день был одним из лучших в моей жизни. Не только от того, что я хорошо провёл время, но и от того, что в голову не лезли дурные мысли и воспоминания, которые не давали мне покоя прежде.
ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА
– Я буквально на три-четыре дня уеду, зайка! – говорил я, стоя в дверях с сумкой, в которой были две пары трусов и носков, комплект принадлежностей для умывания, а также купленные вчера накладная седая борода и средней паршивости вещи на рынке, представляющие собой чёрные штаны, куртку из дешёвого кожезаменителя, серый шерстяной шарф и шапку-ушанку.
– Значит, в четверг уже вернёшься? – с надеждой спросила Лера. – Почему всё настолько неожиданно? Ещё вчера ты узнал о том, что в Псковском филиале возникли проблемы, а уже сегодня уезжаешь туда?
– Да, проблемы серьёзные и необходимо срочно выезжать. Тут же недалеко, съезжу на машине, всё решу и вернусь обратно. Только, когда я был там в прошлый раз, то телефон не ловил. Возможно, будут проблемы со связью. Банковские карты я тебе оставил, так что ни в чём себе не отказывай, а я себе наличку снял. Ну всё, пока – пора ехать! – я чмокнул Леру в губы и вышел из дома, надеясь на то, что она никогда не узнает о том, что никакого филиала нашей компании в Пскове нет. Сев в машину, я ещё раз проверил, всё ли я взял и выложил ли всё, что требовалось. В сумке был нужный для маскировки комплект вещей, моток толстой лески, купленный в рыболовном магазине, и нож, а в кармане лежали на всякий случай пятьдесят тысяч наличными и телефон Виталика. Свой телефон я выключил и оставил внизу подъезда в почтовом ящике. Вроде всё, пора ехать.
До Апатит чуть более тысячи двухсот километров, причём дорога наверняка будет психологически тяжела не столько от того, что ехать далеко, но и от того, что нельзя нарушать скоростной режим, иначе камеры могут зафиксировать то, что я был на соответствующей трассе, а этого ни в коем случае нельзя допускать, иначе меня могут вычислить! Итого, ехать мне не девять часов, а часов четырнадцать, а с учётом отдыха на заправках и перекусы, то все шестнадцать – жуть, но сердце грело осознание того, что через пару дней наконец всё закончится. На часах десять утра, и это значит, что я буду у Петра перед домом в четыре часа ночи. Раз уж я не знаю, во сколько он уходит на работу, то нужно быть на месте заранее.
Передвигаясь в сторону Петрозаводска по трассе со скоростью сто девять километров в час, я пытался держать себя в руках и не давить на педаль газа – кажется, на лбу от напряжения пульсировала вена. Чёрт возьми, да я даже работы двигателя не слышу. Вот бы утопить педаль газа в пол и с рёвом обогнать всех – так нет, нельзя. Затем, когда я проехал Петрозаводск, вдруг осознал, что прежде ещё никогда не ездил так далеко на машине. Однажды сдуру ехал пять часов до Хельсинки, вместо того, чтобы устроиться в комфортабельном поезде или полететь на самолёте, и чуть не обалдел от столь долгой езды. А сейчас ехать шестнадцать часов, да ещё и как старая бабушка. Что за жуткий кошмар! Несмотря на то, что я ехал в Апатиты для того, чтобы убить человека, единственным фактором, вызывающим у меня дискомфорт, было то, что я не могу ехать быстрее. Дорога слилась в единое плавно извивающееся серое полотно, и мозг вёл машину на таком автомате, что я больше смотрел на то, как медленно передвигается по карте стрелочка, указывающая моё местоположение в навигаторе. Миллиметр каждые десять минут, миллиметр за миллиметром… Единственным, что произвело на меня впечатление в дороге, было то, что расход топлива оказался равен всего восьми литрам на сто километров. Это меня действительно поразило: на этом трёхлитровом турбодвигателе он ни разу не был меньше пятнадцати. Такими темпами заправиться придётся по дороге лишь дважды, а не трижды, как я предполагал.
Проехав более десяти часов, я пожалел о том, что не взял с собой свою запасную одежду: в сумке была лишь та, которая была необходима для образа старика, в котором Пётр не смог бы меня узнать. Уж не знаю отчего, может,
