И давай вверх.
И снова ничего не понятно. Посмотрел на Русю. Лицо белое, бледные губы, веки не подвижны. А дышит ли она все-таки?! Сердце бьется? Кто он такой? Отец ли вообще? Господи, ведь он наврал все!
Голова шла кругом. Глаза бегали от дерущихся к Марусе и дальше к деревьям. Бежать! Надо бежать…
В один момент с парня слетела кепка. Ярким пятном заметалась рыжая шевелюра. Затем Женек заметил рыжую бороду. Нет, не может быть…
Может! Еще как может!
Красная, уродливая лапа вцепилась в шею Анура. Вторую такую же, сжимающую ножик, он удерживал, ухватившись за запястье. На обеих – по шесть пальцев.
Лис нашел его. Выждал. Лис без маски. Тоха без «девятки».
Он душил Анура. И рука того дрогнула. Лис рванул лапу и полоснул ножиком по его груди.
Женя зажмурился. Отвернулся. Кинулся к дереву.
Снова кто-то страдает из-за него!
Опустил Русю на землю, прислонив к широкому стволу. Хватит с него! Он осмотрелся. Глаза искали что-нибудь – палку, обломанную ветку, может, камень. Тяжелый хрип и дикий рык резали уши. Женек заметался вокруг. Тонкие веточки, редкие камешки, всё не то…
Наконец-то! Да!
Он подхватил кривую деревяшку. Увесистую. И бросился на подмогу.
С разбегу врезал Лису по колену. Нога его подогнулась. Размахнулся и всадил дубинку в хребет. Тоха взвыл. Прицелился и попал по руке – кулак разжался, и ножик выпал. А дальше – по локтям, по мощным плечам.
Лис отпустил Анура. Рванул на Женю. Но Анур не выпустил его. Заломил руку за спину. Лис зарычал:
– Ну что? Что ты сделаешь, а? Сестер позовешь? Нажа…
Новый удар заткнул ему рот. Безумная злость до скрежета в зубах переполняла Женька. Вся злость на этого урода, на его дружков, вся невыплеснутая злость на Мяука сконцентрировалась на конце деревяшки, делая его немыслимо твердым. И Женя освободил ее.
Удар по животу. Удар по ребрам. Удар по морде.
Силы покидали его вместе с гневом.
Сплюнув кровь и тяжело вдохнув, Лис заворочал языком:
– Ушлепок мелкий, я тебя найду и…
Удар по глазам, еще один, еще. Пока кровь не прыснула на щеки.
Женек согнулся пополам, шумно вдыхая. Рука болела. Порезы на животе разошлись. Сердце выпрыгивало из груди. Он отбросил палку. Дядя Анур отпустил Лиса.
Тот вскочил было, но не устоял на ушибленной ноге. Упал на колени. Замотал головой, выставив руки вперед. Потом поднес их к лицу, замер на миг и прикоснулся к щекам. Застыл снова. А затем завопил.
Когда он смолк, Женя выпрямился и произнес устало:
– Искать придется в темноте, Рыжик. И да, маска теперь тебе точно пригодится.
Они чуть постояли молча, глядя на слепого и выравнивая дыхание.
– Как вы узнали тогда про «девятку»? Что он захочет нас подвезти? – спросил вдруг Женя.
– Тоху и его дела знают все, так что была такая вероятность, – бросил Дядя Анур и поспешил к Марусе, не обращая внимания, что кровь струится по груди и половине живота. Женек пошел следом.
– Как ты? – услышал он от Анура, но спрашивал тот не у него.
Руся очнулась?
– Как подосиновик, – выговорила она.
Женя кинулся к дереву, опустился к девушке. Она посмотрела на него приоткрытым левым глазом.
– То есть ты хочешь сказать, тогда в саду мы, выходит, спасли его… – Руся глянула на беспомощного Лиса, – от тебя, а не наоборот, да?
– Черт, Руся, прости, прости, что впутал тебя в это дерьмо.
– Я подумаю… над твоим поведением, – кажется, она слабо улыбнулась. И даже если нет, Женек увидел ее улыбку.
– Ты как? Больно?
– Прости, что оставила тебя одного, – вырвалось у нее, словно она не слышала вопроса.
– Да нет, нет…
– Я подумала, ты меня разыгрываешь, как дурак. Я звала – ты не отвечал, заглянула внутрь – ты спрятался зачем-то и опять не откликался. И я разозлилась… Прости, я не знала.
– Конечно, Русь, не надо, не вини себя, – успокаивал Женя. – Нет, наоборот, спасибо.
Похоже, она до конца не поняла, без сил прикрыла глаз и прошептала лишь:
– Хочу домой.
– Пора. Конечно, пора, – вмешался отец. Он содрал с веток куста омытые дождем листья и прижимал их к порезам.
– Покажем? – обратилась к нему Руся, даже чуть приподняла голову.
Они поглядели друг на друга несколько секунд.
– Хорошо, – махнул рукой Анур и кивнул Жене: – Бери Русалочку.
– Может, машину. Наверное… не дотащу, – пришлось признаться, потому что сам еле держался на ногах.
– Бери-бери, тяжело не будет.
Анур прикоснулся к стволу дерева, и тут же земля ушла из-под ног. Знакомое чувство. Какая-то магия древесных великанов. Но теперь ощущение не отпускало.
Женька потянуло вверх. Словно он стал легче в два, три, в десять раз. Ноги расслабились, не чувствовали ни тяжести, ни земли. Он не знал, куда смотреть: вниз – страшно, вверх – еще больше. Уставился на Анура. Тот тоже оторвался от земли. Вспарила и Руся. Женя поймал ее на руки.
– Давай за мной, – позвал отец.
Продолжая взлетать, он лег на спину, а затем встал на дерево. И пошел по стволу вверх. От такого зрелища у Женька закружилась голова. Однако ему предстояло сделать то же самое.
Поднять ноги, откинуться назад. Глянул на ноги, но увидел землю. В десяти метрах под собой. Все завертелось еще сильнее. Его повело назад, точно вот-вот упадет. Он вцепился в Русю.
– Ты все забыл, двоечник, – укорила она его. – Расслабься.
Она прижалась к нему. И он расслабил спину, расслабил ноги. И они сами подлетели, а спина откинулась. Затем под подошвами возникло шероховатое дерево. И он почувствовал, что стал чуть тяжелее. Почувствовал, что стоит. Анур, следивший за ним, кивнул и махнул рукой. Женя зашагал вверх.
Не оборачивался назад, не мотал головой по сторонам. Смотрел только вперед. Обходя толстые ветви, углубился в шелестящую листву. Густеющее небо приближалось. Оно словно волновалось в переливающихся красках радуги.
Лицо Маруси порозовело, блуждала легкая улыбка. Женек ощущал ее тепло и дыхание. Она дышала. Теперь он знал точно, слышал. Окутавший их шелест был ее дыханием. Он больше не звучал далеким, случайным отголоском. Он шептал и пел прямо в уши, волнами бился в грудь, наполняя ее чистейшим воздухом. Листья задорно трепетали, создавая мерцающую мозаику зеленого.
Ветвей становилось больше. И Женя боялся, что они будут хлестать и царапать. Но в какой-то момент они стали мягкими и нежными. Легко гладили по коже, щекотали, как если бы были ветвями ивы, выросшей на дне озера. В какой-то момент переменился и воздух, стал густым, обволакивающим. А шелест обернулся шепотом волн.
