тетка Эмелины, например. Рослая, полная, одышливая, беспрерывно курящая дама.
— Скоро уже, скоро, — через равные промежутки времени гудела она, отряхивая пепел в большую чашу мутного стекла и обращаясь к папаше — Ты бы, Теодор, сходил наверх! Разузнал бы у льерда целителя, что и почём. Уже должно, по подсчетам бы свершиться…
Папаша послушным колобком прокатывался по лестнице вверх. Также послушно скатываясь вниз, докладывал: нет ещё, нет… потуги только.
— Не гоняй меня больше, — добавлял всякий раз — Сядь и жди вот. На всё воля Богов, Бренда! Не рви душу, здесь все переживают, знаешь ли.
Льерда Астсон успокаивалась на какое — то время, потом же принималась гудеть снова, вынуждая папашу подниматься наверх, к заветной, наглухо закрытой двери в спальню.
Тина, прислуга, разрывалась в тот вечер «надвое». Поднося гостям то чай, то нагретые вина, то закуски, в итоге совершенно, по её быстрому признанию, «упурхалась». Выручить бедняжку было некому, Кора помогала целителю наверху.
Приняв во внимание этот факт, на подмогу пришли присутствующие здесь женщины, и дело пошло быстрее.
— Иди, выдохни, — перестав гудеть, приказала прислуге Бренда, засучив рукава и готовясь приступить к мытью посуды — Человечишка, человечишка и есть. Малосильная! А ну — ка, дамы! За работу. Ты же, Теодор… будь начеку. Мы в кухню, так что, как только… крикнешь.
Едва не слетев с петель, распахнулась входная дверь.
Впустив внутрь ещё не обретших до конца человеческий облик Диньера и Саццифира, тут же была прикрыта проворными руками отскочившего было прочь, дворника.
— ГДЕ ЭМЕЛИНА? — взвыл Ланнфель, охлопывая себя руками и возвращая заговоренной одежде приличный вид — Где моя жена? Точно началось? Я почувствовал сразу! Верно или обман?
— Точно, точно, — закивал папаша — Верно. Мы тут все собрались, видишь? Успокойся, сынок. Несколько часов уже прошло, так что скоро ждём появления отпрыска.
Сбросив полушубок на руки опешившего дворника, вольник устремился по лестнице вверх.
— С учений меня сорвал, — спокойно оправив одежду, пояснил Ракуэн — Видение ему было, что ли? Я так ничего и не понял. У меня это по другому проявилось, мда… Я тоже тогда отсутствовал, и просто ЗНАЛ, что жена родила. А этот… Надо сказать, мальчишка делает недюжинные успехи. Прекрасно у него получается столковаться со своей Истинной Сутью. Но к делу, Бильер. Когда, вы говорите, ждать появления на свет ммм… наследника?
Папаша покрутил головой и развел руками:
— Я вам не целитель, льерд Ракуэн. Да и не лемейра. Нет у меня чутья к подобным вещам. Алисия, помню, рожала… также переживал. Да и мать Эмми… тоже. Ладно. Идёмте, льерд.
И, как только мужчины, негромко переговариваясь, пересекли холл, оказавшись у распахнутых дверей в столовую…
Как только ещё одна чистая тарелка, выскользнув из светящихся шаррхом рук Бренды и мягко звякнув, легла в аккуратную, высокую стопку других таких же тарелок…
Как только на большое, овальное блюдо, ещё шкворча горячим жиром, улеглись большие ломти поджаренного мяса, а в приземистый, широкогорлый кувшин полилось вино из удерживаемой руками будущей супруги льерда Феннера Бильера, бутыли…
Как только Аннелиза, развязав тесемки длинного, кухонного фартука, собралась вернуться в столовую…
Дверь спальни наверху хлопнула, явив напряженно ожидающим представителям Кланов ароматы крови, снимающих боль солей, равно как и ещё чего — то едкого…
Тут же, вслед за этими запахами до ушей присутствующих донесся резкий, требовательный, пронзительный детский плач.
— Льерды, — объявила Кора торжественным, но всё же приличным, приглушенным тоном, тактично прикрывая белым полотенцем запачканные руки — От своего лица, и от лица льерда Гремана поздравляю всех вас. Льерда Ланнфель привела в Гран — Талль двух девочек. Двух прелестных красоточек…
Голос прислуги дрогнул, будучи тут же перекрыт радостными криками и грохотом слетевшей со стола посуды.
— Где Диньер? — рявкнул Саццифир, картинно зажав уши ладонями и преувеличенно пафосно морщась от шума — Как тебя, служанка… Зови парня сюда. Нечего ему делать возле родившей ба… женщины.
Кора смущенно улыбнулась.
— Не могу, льерд, — произнесла она одними губами, и голос её дрогнул — Льерд Ланнфель, он отказался выйти. Наш Хозяин весьма… потрясён.
— Гхм, продолжай, — льерд Ракуэн хмыкнул в кулак — Говори смелее, женщина! Не тушуйся. Сегодня можно всё. Я разрешаю. Ну, ну… Жду.
— Он… плачет от счастья. «Позорище! — всё, что было им сказано — Кто же я после того, если даже слёз своих сдержать не в силах⁈ Мужчина, тоже мне…», и добавил ещё… много чего… вовсе неприличного. Ну вот и как объяснить ему, что выражать радость можно и слезами? Как… Вот такой конфуз, льерд Ракуэн. Такой… стыд.
Эпилог
По истечении пяти лет…
В саду фамильного имения Ланнфель было тихо.
Тишина, будто существовавшая сама по себе, не нарушалась ничем. Не тревожили её ни далёкие, мерные постукивания топорика садовника, ни голоса стражника и дворника, о чём — то яростно между собой заспоривших. Ни веселые возгласы девочек Ланнфель, игравших на зелёной, аккуратно постриженной лужайке в тряпичный мячик, ни редкие вскрики птиц.
Ничего не могло взволновать размеренности завершающегося дня — на имение и Округу опускался вечер.
Льерда Ланнфель коротко зевнув и быстро прикрыв ладонью рот, набросила на плечи тонкую, ажурную шаль. Летний, выдавшийся невероятно жарким день, к исходу своему решил пошутить, принеся с собой прохладный, озорной ветерок.
Старшая из девочек, Анне, внезапно бросив надоевшую ей игру и, допрыгав на одной ноге до веранды, сосредоточенно пыхтя, также прыжками преодолела широкие ступени, одну за одной.
— Мам, — потребовала, глядя на Эмелину серебристо зелеными, большими глазами — Я хочу пить! И пирожное… или пирожок с сыром. Вот.
Льерда обхватила ладонями расписной, глиняный чайник с фруктовым отваром:
— Остыл уже… Подожди, согрею сейчас. Присядь, милая.
Устроившись за столом и уронив голову на руки, девочка теперь заинтересованно смотрела, как вспыхнувшие шаррхом руки матери, даря тепло посуде, согревают булькающую внутри, ароматную жидкость. Анне терпеть не могла холодный фруктовый отвар, и мама знала это. От шаррха становилось тепло напитку, а от знания того, что мамуля греет его именно для неё, Анне, становилось тепло девочке.
Поставив на стол просимое лакомство, магичка посмотрела на лужайку.
— Лиззи! — крикнула, приподнимаясь с плетенного стула, обращаясь к младшей дочери — Иди ка, тоже поешь! И отстань от Масика, ради всех Богов Гранн — Талльского Круга… Ты ему надоела. Я кому сказала, Лиз?
Изо всех сил старающаяся быть послушной, Лиззи, быстро пробежав по лужайке, присоединилась к сестре. Схватив с тяжелого блюда пирожок, а с эмалевой тарелки печенье и откусив от двух лакомств разом, тут же устроила весёлую возню, толкая плечом