– Будет сделано, мой господин, – поклонилась Зозим.
– Зозим, – посмотрел на неё Таргус неодобрительным взглядом.
– Но вы ведь теперь курфюрст, мой господин, – начала оправдываться карлица.
– Эх… – устало вздохнул Таргус. – Уходим.
//Курфюршество Шлезвиг, г. Александриненсбург, дворец курфюрста, 26 июня 1739 года//
– Ну здравствуй, племянничек! – в кабинет Таргуса бесцеремонно вошёл какой-то наглый тип.
– Ты кто такой, мать твою? – Таргус направил на вошедшего выхваченный револьвер, а потом опознал. – А, это ты, «дядя». Чего хотел?
– Я назначен твоим регентом, – сообщил ему удивившийся приёму Адольф Фредрик, двоюродный брат Карла Фридриха, усевшись в кресло перед рабочим столом Таргуса. – И теперь я представляют твои интересы до твоего совершеннолетия.
– Да ты что? – усмехнулся Таргус. – И что ты собираешься делать со всей этой ответственностью?
– Для начала, научу тебя вежливости! – ожесточился Адольф Фредрик. – Твой покойный отец совсем тебя распустил, сопляк! Обращайся ко мне на «вы»!
– Ой, прошу прощения, уважаемый «дядя», – покладисто ответил Таргус. – Такого больше не повторится, уверяю вас.
– Так-то лучше, – довольно кивнул Адольф Фредрик. – А теперь скажи своим людям, чтобы пропустили меня в твои мастерские, мне надо принимать дела. Эти холопы преградили мне путь и даже угрожали оружием!
Это значило, что «любимый дядя» первым же делом поехал в «Промзону», видимо, чтобы сразу «принять дела».
– Там скучно и совершенно нечего делать, «дядя», – улыбнулся Таргус.
– Я решаю, где скучно и где что делать, – недовольно прищурился Адольф Фредрик. – Будь хорошим мальчиком и убери своих людей, чтобы я с друзьями мог войти в «Промзону».
– Разумеется, – вновь заулыбался Таргус. – Непременно войдёте вместе со своими друзьями, раз уж вам так хочется. А пока, не изволите ли отужинать со мной?
– Ты здесь не хозяин, Карл Петер! – решил поставить двоюродного племянника на место князь-епископ Любека. – Но да, я поужинаю здесь сегодня.
– Тогда визит в «Промзону» следует перенести на завтра, вечером там совершенно нечего делать, – предложил Таргус. – К тому же, она никуда не убежит. Не так быстро, во всяком случае.
– Ты прав, сопляк, – криво усмехнулся Адольф Фредрик. – Но прекрати указывать, что мне делать!
Князь-епископ ушёл, а Таргус продолжил заниматься рутинной документацией.
Вообще, согласно наблюдениям и собранной информации, Адольф Фредрик был мягким человеком, любил вырезать табакерки, но вот Карла Петера пока что за человека не считал, решив взяться за него жёстко, чтобы не смел своевольничать.
Помимо Адольфа Фредрика прибыла также и Иоганна Елизавета Гольштейн-Готторпская, которую очень легко отпустил муж, предчувствующий большую перспективность воспитания такого лакомого малолетнего курфюрста.
Они прекрасно понимали, что за Таргуса легионы, но искренне считали его сопляком, на которого можно давить авторитетом. Видимо, не сочли нужным разузнать про него получше.
Ужин прошёл несколько неловко. Быстро выяснилось, Адольф Фредрик страдал, а вернее, наслаждался тем же недугом, что и Карл Фридрих, видимо, это родовая склонность. Он нашёл запасы очень дорогого франкского вина и не преминул воспользоваться сложившейся ситуацией, поэтому на ужине сидел до крайней степени бухой.
– Я думаю, вам тоже следует посмотреть на красоты Эгиды, уважаемая тётушка… – предложил Таргус, после длительного молчания.
– Чего мне там смотреть? – довольно грубовато спросила Иоганна Елизавета.
– Там имеется театр на пять тысяч персон, каждый день дают постановки, – как ни в чём не бывало ответил Таргус. – Также имеются торговые палаты ювелиров и ателье известных мастеров моды.
Иоганна Елизавета смерила его презрительным взглядом, но тем не менее буркнула:
– Хорошо.
Таргус мысленно пожал плечами. С такими родственничками никаких врагов не надо.
//Курфюршество Шлезвиг, г. Эгида, главная улица, 26 июня 1739 года//
– А это знаменитый на весь мир город Эгида! – Таргус обвёл рукой улицы и здания. – Здесь даже воздух другой, уважаемые дядюшка и тётушка! Вон то огромное здание – это амфитеатр! В той стороне проход в «Промзону», а мы сейчас пойдём вон туда…
Таргус указал на мрачновато смотрящееся на общем ярком фоне серое здание с маленькими окнами-бойницами.
– А что там? – недоуменно спросил Адольф Фредрик.
– А там находится темница для шпионов и предателей, кусок ты говна! – повернулся к нему Таргус. – Ты что, твою мать, думал, что можно явиться в мой дом и диктовать какие-то условия?! Взять их!
Охранение, которое Таргус взял с собой, схватило запаниковавших регентов и их свиту из «друзей».
– Ты мог бы избежать всего этого, – он умиротворённо улыбнулся, а затем оскалился в ухмылке кровожадного маньяка. – Не вести себя как долбанутая мразь и не лезть в мои дела – вот что от тебя требовалось. Ты ведь понимаешь, что у меня семьдесят пять тысяч легионеров под рукой?! Ещё пятнадцать тысяч заканчивают подготовку! И ты врываешься ко мне в кабинет и начинаешь чесать что-то про уважение?! Ты что, тупой?! А эта манда – твоя жена?! Даже я бы, пребывая дома у человека, который фактически управляет Шлезвигом последние пять лет, вёл себя прилично, не строя из себя хер пойми кого! Вы приехали ко мне домой, но вели себя как хозяева! Я многое могу простить людям, но не такое!
Схваченных завели в здание Префектуры Вигилов города Эгида.
– Вот эти ублюдки, – Таргус, стоящий перед камерой с Адольфом Фредриком и Иоганной Елизаветой, указал на камеры со свитой. – Неважно, кто они, они все умрут сегодня. Это полностью ваша вина. Выпустить их наружу я не могу, таковы правила Эгиды, а содержать их за счёт казны в темницах – это нерационально. Я и вас мог бы убить… Но тогда ко мне пришлют ещё какого-нибудь регента. Помаринуетесь тут пару дней, а потом я приду и посмотрю на ваше поведение.
– Что ты себе позволяешь?! – заорала Иоганна Елизавета.
– Четыре дня, – произнёс Таргус.
– Адольф твой регент! – продолжала буйствовать «тётушка».
– Шесть дней, – продолжил Таргус.
– Да ты… – начала Иоганна Елизавета, но Адольф Фредрик заткнул ей рот рукой.
– Мы поняли тебя, племянник! – заверил он Таргуса. – Шесть дней – так шесть дней…
– Люблю, когда люди идут на сотрудничество… – добродушно улыбнулся Таргус, а затем его лицо приняло непроницаемо равнодушное выражение. – Свиту в расход, сейчас.
