Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 121
В комнатах пахло табаком и каким-то варевом. На плите побулькивал суп.
– Я, Мариша, навострился делать суповые заправки, – с энтузиазмом говорил Колыванов. – Удивительно удобная штука оказалась! В банку закатываю порезанные овощи, заливаю рассолом, а дальше нужно лишь выложить в бульон пару ложек – и вот готовый суп. Экономия времени значительная. Только обязательно нужно добавлять зелень. В наших широтах систематическое употребление разнообразной зелени, свежей и консервированной, – залог здорового пищеварения.
– Кстати, о здоровье, – сказала Маша. – Я ведь отчасти по этому поводу к вам и пришла, Валентин Борисович.
Колыванов выхватил очки из кармана, надел и встревоженно уставился на нее.
– Ты плохо себя чувствуешь? Присаживайся, пожалуйста!
– Нет, речь не обо мне. – Маша села, не отводя внимательного взгляда от старика. – Скажите, у Зои был парик?
Колыванов опешил.
– У Зои? Какой Зои?
– У Зои Гордеевой.
– А-а! Был, и еще какой! Она болела, и, как это часто случается, после лечения у нее выпали волосы. Но отчего вдруг такой неожиданный интерес, если не секрет?
Он озадаченно улыбался, глядя на Машу сквозь толстые линзы.
– Я сейчас объясню, – пообещала она. – А парик, Валентин Борисович, он ведь был рыжий, правда?
– Рыжее некуда! Со стороны Зои это приобретение было, так сказать, демонстративным шагом. В общем, он выглядел довольно дерзко, но к нему все быстро привыкли.
– После смерти Зои в доме хозяйничали Бутковы?
Колыванов нахмурился.
– Я не понимаю, к чему ты клонишь, Мариша… Но не вижу смысла скрывать: да, ее вещами занимались Вика и Альберт. Может быть, ты теперь объяснишь мне, к чему эти расспросы?
Маша сцепила пальцы в замок, подалась вперед.
– Неделю назад кто-то заглядывал ко мне в окно, когда я спала. Рыжеволосая женщина, волосы пышные и очень яркие. Я проснулась, увидела ее, а когда выбежала, она исчезла.
Брови Колыванова полезли на лоб.
– Что за странное происшествие! Почему же ты мне ничего не сказала? Постой! Ты уверена, что это не было, так сказать, продолжение сна? Бывают необычайно реалистичные видения, связанные, насколько мне помнится, с сонным параличом…
Маша покачала головой.
– Это был живой человек, Валентин Борисович. На траве остались следы, и на подоконнике тоже… Если бы я умела, могла бы снять отпечаток расплющенного носа со стекла. Носы, кажется, тоже у всех разные, как и подушечки пальцев.
– Ну, в таком случае это что-то невообразимое! Даже не знаю, как можно объяснить твою гостью.
– Полина Ильинична предположила, что это Вера…
Она специально сделала паузу.
– Вера? Туристка? Она вовсе не рыжая.
– Я так и подумала, – спокойно откликнулась Маша. – Полина Ильинична хотела меня успокоить и отвлечь от разнообразных догадок. У нее это получилось. Но несколько дней спустя кто-то убил одну из моих куриц.
– Что значит – убил? – возмутился Колыванов.
– Рубанул ей по шее топором, а тушку и голову художественно разложил на перилах. Я показала курицу Полине Ильиничне. Она созналась, что это дело рук Климушкина. Объяснила, что на него находит нечто вроде помутнения, и тогда он режет домашнюю птицу. Чужую, конечно. Не свою.
– Да это чушь собачья! – не выдержал Колыванов и вскочил. – Прости меня, Мариша, за резкость… Ты что-то не так поняла! Климушкин никогда не делал ничего подобного! Какое помутнение? Что за глупости про домашнюю птицу?
– Это порох, – сказала Маша.
– Что, прости?
– Порох. Который, говорят, сыплют, если нужно сбить со следа поисковую собаку. Вряд ли я тяну на овчарку… – Она на несколько секунд всерьез задумалась. – А, лабрадор! Я думаю, Полина Ильинична отвлекала лабрадора наспех сочиненной байкой про Климушкина. – Старик непонимающе моргал за очками. – Еще я думаю, она быстро сообразила, кто на самом деле убил несчастную курицу. Полина Ильинична умная женщина. А вот я – не очень. Она достала Клима, как кролика из шляпы, и я послушно уставилась на кролика. Но ведь это смехотворно! Смотреть нужно на того, кто держит его за уши.
Колыванов по-прежнему стоял, вцепившись в спинку стула, и обескураженно смотрел на нее. Он, кажется, заподозрил, что она пьяна.
– Это были Бутковы, – объяснила Маша. – Оба раза. Лицо женщины за окном показалось мне неестественным, но я никак не могла понять, в чем заключается странность. А все объяснялось просто: это был Альберт в парике. Не Виктория, а Альберт. Они накрасили ему глаза, рот, нацепили этот чертов парик – и пошли меня пугать. Вика встала на колени, он забрался ей на спину. Окна в избе высоко, человеку обычного роста не достать.
– Нет, подожди…
– А курицу, – продолжала Маша, не дав себя перебить, – они зарубили, потому что она была больная и единственная из всех дала себя поймать. Та самая, которую мы с вами лечили, между прочим. От антибиотиков ей стало лучше, но потом опять расхворалась. Наверное, она сама скончалась бы. Но все равно ее жалко.
– Мариша, я не понял: отчего ты решила, что это сделали Бутковы? – ласково спросил Колыванов.
Она безошибочно узнала ноты, которые обычно появлялись в голосе старика, когда он обращался к Ксении. Он счел, что Маша не в себе.
– Им казалось, если меня напугать, я уеду из Таволги. Сбегу и перестану интересоваться Мариной. Так и произошло бы. Тем более Полина Ильинична тоже всячески склоняла меня к отъезду. Плохую погоду обещала! – Маша коротко рассмеялась. – Но я не смогла дозвониться до Татьяны, чтобы предупредить ее, и тогда они решили, что нужно проговорить угрозу более внятно. Вот откуда курица.
Колыванов помотал головой и снял очки.
– Я ничего не понял, – решительно сказал он. – Мариша, это все как-то…
– Я не Мариша, – прервала его Маша.
Колыванов смутился.
– Да, прости, это стариковская склонность к уменьшительно-ласкательным именам… Я забыл, что ты не любишь…
– Я. Не. Марина, – раздельно проговорила Маша и тоже встала.
Они застыли друг напротив друга, разделенные двумя стульями: каждый держался за спинку своего. «Словно дети, играющие в рыцарей», – подумала Маша.
– У меня с собой лекарства, – сказала она. – Помните, мы гуляли, и вам стало плохо, когда я сказала, что вы принимаете меня за другого человека? Я позвонила в «Скорую помощь», описала симптомы. Меня проинструктировали, чем можно снять приступ, пока мы будем ждать машину.
– К-какую машину? Господь с тобой, Ма…
Он осекся. В лице что-то дрогнуло.
– Ксения вас обожает, – сказала Маша. – Если с вами что-то случится, ей будет плохо. Вы ее понимаете и любите. Вот бабушка ее любит, но не понимает. Беломестова понимает, но не любит. Хотя она по-своему привязана к ней, конечно… Но Ксения для нее – не живой человечек на тонких ножках, а что-то вроде символа. Символа возрождения Таволги. Смешно звучит, правда? Но где дети, там жизнь. Полина Ильинична делает все, чтобы Ксении здесь было хорошо, потому что с ней Таволга продлится. А вы – вы другое дело! Вы и любите ее, и понимаете. Вы знаете, что она постоянно говорит о вас? «Валентин Борисович меня похвалил, Валентин Борисович мне рассказал!» Она вами ужасно гордится.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 121
