На самом деле, колени все еще подрагивали слегка. Я сильно перепугалась, но больше, конечно же, злилась, о чем не преминула сообщить родственнику.
— Материал?!!! — не выдержал дядя Фил. — Ты себе можешь представить, что я пережил, когда узнал, что тебя едва не убила эта умалишенная?
Я вздохнула. Дядя был прав. Наверное. Вполне возможно.
Но… с другой стороны…
— Они провинились! — не выдержала я. — И рассказали бы мне все-все. А теперь? Как мне статью писать? Вот как? Завтра все газеты в Тайре напечатают о том, что леди Ариэлла была убита своей кузиной, а «Голос»?
— Никто ничего не напечатает, — устало произнес дядя. — Никто ничего не знает, кроме нас. Эти два прохвоста все так обставили, что все тихо прошло. О том, что леди Милош арестована, не знает никто, кроме них и нас, — тут он на меня так посмотрел… ну так, что я поняла — битве быть! И уже приготовилась отражать удар, как мой родственник вдруг выдал: — Хм… а вот слова держать язык за зубами я им не давал…
— Что? — я даже про то, что колени подгибаются забыла. Когда с дивана вскакивала. — Это несправедливо!
— Несправедливо было меня расстраивать и вообще… — дядя фил вдруг успокоился, взгляд его чуть затуманился, лицо стало таким… задумчивым и вместе с тем чуть ехидным. Ну точно! Теперь он раздумывает над тем, как обставить меня. — Все, ступай. Спать ложишь. Скажу Джаральжду, чтобы тебе успокоительного накапал или лучше лекароя вызвать?
— Какого лекаря!!! — я сорвалась на крик и даже ногами затопала. — Ты… ты… не посмеешь! Это мой материал. Моя статья!!! Это я пострадала!!!
— Ты уж определись, — отмахнулся этот… этот… который по какой-то несчастливой случайности моим родственником назывался, — или ты пострадала или все с тобой в порядке.
— Это несправедливо, — мне так обидно стало. Так… что даже слезы на глазах выступили.
— Справедливости захотела? — дядя Фил чуть прищурился. — Я тебе покажу справедливость. Вот скажи, почему это все нормальные девицы на балу танцуют и кавалеров подыскивают, а ты… ты…
— Что я? — я даже кричать от возмущения не могла, только шипеть получалось, а еще в горле комок застрял, и я точно знала, что еще немного и буду плакать. А не хотелось. Слабость свою показывать не хотелось, хоть обида и выжигала изнутри.
— А ты вечно себе неприятности ищешь? Все! С меня хватит! Больше никакой самостоятельности и самодеятельности! Никаких статей! Никакой редакции! Будешь сидеть дома!
— Не имеешь права! — я тоже могу упереться рогом и стоять на своем. И кричать умею не хуже чем дядя Фил. Только вот в данный конкретный момент у меня это не очень получалось.
— Имею! Чтоб не смела покидать особняк, поняла меня? Пока замуж не выйдешь, будешь сидеть под домашним арестом!
— Что? — меня заело. Вот буквально. В голове вся эта несправедливость не укладывалась. — Какой замуж?
— А такой. Из своей комнаты только под венец выйдешь. А то с тобой поседею раньше времени!
— Так ты же сам сказал, что замуж меня не пустишь! — выпалила я, наступая на родственника.
— Когда это? — натурально так удивился он. А потом, видимо, вспомнил, как непреклонно заявил Прэтту, что за него меня не отдаст и чуть присмирел. Глаза отвел, плечами пожал: — Ну, подумаешь, погорячился слегка. С другой стороны, кто так девушку замуж зовет? А где ухаживания? Цветы, там… не знаю, объяснения. Нет, Ришка, пока этот твой Прэтт все как положено не сделает, замуж я тебя за него не пущу. И потом, Алана, как вариант тоже рассмотри. Хороший мужик, даром, что ветер в голове гуляет.
Я так и села обратно на диван, когда все это услышала. И вот сижу, глазами хлопаю, на родственника своего смотрю и… ручки чешутся его по голове чем-нибудь огреть тяжелым.
А дядя Фил рукой махнул:
— Все, некогда мне тут с тобой разговоры разговаривать. Иди к себе. Отдыхай. А Джаральду я про успокоительное сам скажу, а то с тебя станется. И это… не отвлекай меня, до утра надо еще статейку накропать.
И он ушел, оставив меня сидеть в гостиной и всхлипывать от несправедливости.
Джаральд вероятно, как и всегда ожидал за дверью, потому что не успела я всхлипнуть два раза, как дворецкий материализовался передо мной, протянул белоснежный, идеально выглаженный платок.
— Это нечестно, — всхлипнула я, платок отбирая и утирая мокрые уже глаза. — Это был мой материал, моя статья. А он… он… он теперь сам все напишет. А я… а мне опять придется в той каморке сидеть до конца жизни и чужие тексты править.
Джаральд вздохнул. А я продолжила.
— Вот за что он так со мной? Я же ни в чем не виновата. Я же… я не специально. Они все сами.
Дворецкий вздохнул еще раз.
А я… тоже вздохнула и поднялась. Всхлипнула в последний раз.
— Ну ничего. Я все равно своего добьюсь.
Джаральд вздохнул в третий раз.
До комнаты он меня проводил, успокоительного, как приказано было в стаканчик накапал и проследил, чтобы я все выпила. Затем откланялся, когда услышал мой решительный отказ от горничной.
Оставшись в одиночестве, я переоделась в ночную рубашку, умылась, распустила прическу, от которой мало уже что осталось после сегодняшних приключений, уселась на диван и губу прикусила, задумавшись.
Хотела было сразу еще раз материалы пересмотреть, те самые, что дядя Фил мне принес, но родственничек мой и тут подсуетился и все папочки, вкупе с магическими отпечатками и записями самым наглым образом у меня изъяли. И когда только успел-то распоряжения отдать, непонятно!
Впрочем, не важно это.
У меня остался мой блокнот и моя память. А она меня еще никогда не подводила. И вот только я про это подумала, как вспомнила…
Подскочила, бросилась со всех ног в гардеробную, где на полу оставила пострадавшее в сегодняшней перестрелке платья, упала перед ним на колени и принялась шурудить по карманам.
И не сдержалась, когда пальцы наткнулись на тонкую пластину с единственным кристаллом посередине, испустила самый настоящий победный клич! Ключик был на месте, никуда не подевался. Теперь дело было за малым — улучить момент и наведаться в банк.
— И вот тогда я всем вам покажу, что нельзя так с Ришкой! — прошептала, вглядываясь в собственное отражение в зеркале. — Нельзя меня недооценивать. Ох, нельзя!
Засмотрелась на собственную победную улыбку, на блеск в глазах и едва не пропустила тот самый момент, когда скрипнула оконная створка, в зеркальном отражение мелькнула чья-то тень…
У меня крик в горле застрял, вспомнился вдруг сон, тот самый, в котором я была сразу на месте убийцы, а затем на полу лежала, в центре пентаграммы и кто-то отвратительно-безжалостный втыкал нож мне прямо в сердце…
Ой, мамочки! Меня что, убивать пришли?
