— Потому что мальчика прочили в священники?
— И по другой причине тоже. Нейл родился ровно через девять месяцев после свадьбы. Джеймс был убежден, что это не его сын.
«Вот это да! — подумал Джон. — Каков поворот!»
— А на самом деле?
— Нет. Джин не видела Россетти целых два месяца перед тем, как вышла замуж. А Нейл родился едва ли семи фунтов весом. Уж это, конечно, был не одиннадцатимесячный малыш.
— Так в чем же дело?
— Ревность не всегда рациональна. Джеймс просто убедил себя в том, что ребенок от Россетти. Он дошел даже до того, что сообщил об этом церковным властям. Пятьдесят лет назад еще не было тестов на ДНК, но арифметика говорила сама за себя. Церковь отвергла его обвинения, однако Джеймс от них не отказался. А Джин то признавала их, то все отрицала.
— Признавала? Зачем?
— Мечты, мечты… Судя по тому, что я знаю, и по тому, что говорит сам Нейл, мало-помалу она и сама перестала понимать, где в ее жизни реальность, а где — фантазии. Отчасти ей хотелось думать, что Нейл — сын Россетти. Хотелось верить, что маленькая частичка любимого человека осталась с ней навсегда.
И вот в жизни Джин соседствовали Нейл, чье присутствие бесило его родного отца, и Джеймс, который изливал всю свою злобу не на сына, а на Джин.
— И на Терри.
— И на Терри, — подтвердила Анита. — Нейл нашел для себя выход, сосредоточившись на жизни вне дома. Он постоянно был чем-то занят в школе или проводил свободное время с друзьями. А потом уехал учиться в колледж и покинул дом навсегда.
Все это было очень знакомо. Джон ведь тоже уехал навсегда… Ну, по крайней мере, он тогда так думал.
— Почему же Нейл не попытался помочь Терри? Или матери? Разве не мог хотя бы попросить кого-нибудь о помощи? Рассказать об этом кому-то в школе? Потребовать, чтобы отец оставил их в покое? Наконец, просто физически встать у него на пути?
— Он был ребенком, а не святым и не Богом, как бы ни хотела верить в это Джин. Он был ребенком, и его жизнь в родном доме протекала совсем не так гладко, как могло показаться кому-то.
Джон вздохнул. Во всем этом он без труда узнавал себя, и от слов Аниты ему становилось немного легче.
Но она еще не закончила.
— Представьте себе, что вы совсем еще мальчик. Представьте, что ваша мать пытается заменить вами потерянную любовь. Представьте только, какая это ответственность. Какие колебания и какая преданность… Представьте, как это должно быть тяжело. В этом не было ничего сексуального, но, тем не менее, это сильно угнетало. Она постоянно ластилась к сыну. Он знал, что это плохо. Ему хотелось бунтовать. Но в ее жизни было так мало хорошего, и кроме того, Джин принимала вместо него побои отца… Это была его родная мать, и Нейл любил ее. И потому он пытался угодить ей. Старался вести себя безупречно. Старался даже превзойти Россетти. — Анита выдохнула. — Если вы считаете, что Нейл не таит ни капли обиды на кардинала, то подумайте еще разок.
— Значит, его совсем не встревожило то, что Терри устроил такой скандал?
— Поначалу нет. Отец Нейл даже рассердился, узнав, что этот человек развлекается с любовницами, после того как разбил сердце его матери. Он готов был поверить в клевету и осудить кардинала, нарушившего священные обеты, но потом сам казнил себя за это. Когда появилось официальное извинение в газете, для Нейла начались долгие часы духовных метаний и молитв. Он понял, что ошибался, и устыдился своих мыслей.
— Но не настолько, чтобы открыто выступить в защиту Лили, — прервал ее Джон, чье сочувствие к совестливому священнику имело границы.
Но Анита тут же встала на защиту Нейла:
— Одну минуточку. А что же сам кардинал? Разве он выступил публично? Нет, не выступил. Он просто не захотел стать объектом спекуляций о двух юных влюбленных и их внебрачном ребенке — и правильно сделал. Представляете, что устроили бы журналисты после такого выступления? Можете вообразить этот хаос? Конечно, ложь была бы, в конце концов, изобличена, но какое после этого осталось бы зловоние? А в центре всего этого — отец Нейл.
Джон согласился, хотя был возмущен тем, что Россетти бросил Лили без помощи. Однако Анита говорила разумные вещи.
— Теперь вам все известно! — сказала она. — Это дает вам власть над нами. Вы можете либо нарушить свое обещание и использовать все, что услышали от меня, в своих целях, либо признать за Нейлом право на личную жизнь и сохранение его семьи. Он хороший человек. Его не оказалось в нужное время рядом с Терри, и за это он до самой могилы будет раскаиваться и винить себя. Но вместе с тем Нейл помог многим другим детям, пережившим подобные кошмары.
Анита откинулась на спинку стула и поднесла чашечку кофе ко рту.
«Это дает вам власть над нами». Слова ее звучали в ушах Джона, и от этого ему казалось, будто он запятнал себя. Нет, Джон не сожалел о том, что его попытка увенчалась успехом. Напротив, информация Аниты укрепила его веру в успех. Джон с нетерпением ждал момента, когда расскажет обо всем Лили. Но он не станет это публиковать. Ведь это было бы грязно, противоречило бы всем его принципам. Однако Анита ничего не знала о нем.
— Почему вы рассказали все это мне? — спросил Джон.
Она поставила чашку и глубоко вздохнула.
— Потому что видела, как он страдает. Мне казалось, что чувство вины душит его. Нейл нравится мне как человек… Ну да что там, я люблю его. Если бы он не был священником, я бы наверняка постаралась что-нибудь предпринять. Но поскольку Нейл пастор, я сплю одна. Но мне хочется, чтобы он был счастлив. Если Лили Блейк сумеет понять причины, побудившие Терри сделать все это, то часть тяжкого груза будет снята с плеч Нейла. Вот так. И это все. Все, чего я хочу.
Глава 26
Накануне вечером у Лили ныли мышцы, но после горячей ванны, принятой вчера, да еще одной с утра она снова отправилась в цех. Майда была сговорчива. Орали даже бровью не повела, заметив, что они поменялись. Сборщики яблок сдавали собранный урожай Лили, поскольку именно она встречала их во дворе.
А когда Майда отправилась на аукцион покупать новый прицеп, Лили осталась за главного. Она руководила всей работой в цехе и в самом конце рабочего дня позвонила из кабинета Майды, желая проверить, отгружены ли пластиковые пробки для бутылок.
В общем, день выдался на славу. И не важно, что осенняя листва начинала понемногу блекнуть, — закатное солнце вновь подкрасило верхушки упорно не сдающихся кленов и берез. Поехав домой, Лили включила радиоприемник на полную громкость. Удовлетворение пронизывало буквально все ее существо. Она обрадовалась еще сильнее, увидев машину Джона возле своего коттеджа, поскольку уже соскучилась.
— Он сидел на заднем крыльце и, как только старичок «форд» подъехал ближе, вскочил.
— А ты поздно, — улыбнулся Джон.
