Восприемниками награды Харро Шульце-Бойзена стали его престарелые родители — Мари Луиза Бойзен и Эрих Эдгар Шульце, которому в ту пору было уже около восьмидесяти. Режим, убивший сына, не был в их глазах законным, а после Нюрнбергского процесса стало ясно, что Германией правила клика преступных авантюристов. Вручать орден родителям Харро было решено по месту их жительства в ФРГ.
Но не у всех членов «Красной капеллы» остались правопреемники, другие же, их было немного, отказались от наград своих близких. Они стали жертвами оголтелой антисоветской, антикоммунистической кампании на Западе и пошли на поводу лживых утверждений о том, что «Красная капелла» якобы была не важнейшим звеном антифашистского Сопротивления, а всего лишь «шпионской организацией русских».
Заметным событием в реабилитации героев «Красной капеллы» явилось выступление Адольфа Гримме в городе Ахене. Он искренне и с восхищением перед памятью погибших антифашистов говорил о «сопротивлении духа» на немецкой земле. Широко распространившаяся речь Гримме преследовала цель перевести вопрос в нравственно-этическую плоскость и опровергнуть клеветников, показав несостоятельность их ссылок на мораль. К выступлению Гримме прислушались, и не только в Германии. Ведь его взгляды разделяли такие выдающиеся деятели мировой культуры, как писатель Генрих Манн, выдающийся ученый Альберт Эйнштейн, многие представители европейской социал-демократии. Сам Гримме с 1948-го по 1956 год являлся генеральным директором Северо-Восточного радио ФРГ. Положительная оценка «Красной капеллы» прозвучала во многих его радиопередачах и помогла распространению правды об антифашистской организации Шульце-Бойзена — Харнака.
Однако звучный голос Гримме вызвал и ответную реакцию в стане консерваторов и неонацистов Германии, которые принялись травить Гримме как «русского агента». Он не нашел поддержки и у властей ФРГ, за спиной которых действовали американцы и их спецслужбы.
Скончался Гримме в возрасте семидесяти четырех лет, еще раньше, в 1942 году, осужденный по делу «Роте капелле» на смертную казнь, замененную каторжной тюрьмой.
Заметный вклад в кампанию за восстановление доброго имени и правды о берлинском антифашистском Сопротивлении внес писатель и драматург Понтер Вайзенборн, близкий друг семьи Харро и Либертас Шульце-Бойзен. После окончания войны Вайзенборн проживал в американской зоне оккупации и выпускал по лицензии военной администрации США юмористический журнал «Уленшпигель».
До ареста гестапо в сентябре 1942 года он работал в отделе культуры Берлинского радио и добывал данные радиоперехвата советских радиостанций, которые Старшина использовал при подготовке антифашистских листовок. Он был арестован вместе с женой Джой (Маргарет) и содержался в тюрьме Шпандау. В феврале 1943 года нацистский прокурор потребовал для него смертной казни, но трибунал счел возможным ограничиться тремя годами тюремного заключения. В апреле 1945 года Вайзенборн был освобожден из тюрьмы Красной Армией. В том же году он непродолжительное время был бургомистром в немецком городке Лунау, но попросил освободить его от этой должности, к которой, по его словам, был совершенно непригоден. После попытки организовать театр занялся издательской деятельностью. За несколько послевоенных лет, опираясь на сведения, которые узнал во время следствия и суда, собственные поиски, он стал одним из наиболее осведомленных лиц о «Красной капелле».
После войны советский разведчик А.М. Коротков встретился с Вайзенборном и поинтересовался у него, каковы, на его взгляд, причины провала организации антифашистов в Берлине. Разведчик не стал себя раскрывать перед писателем, чтобы не создавать для него в будущем дополнительных трудностей. Вайзенборн никогда не встречался с Эрдбергом (псевдоним, под которым выступал А.М. Коротков при встречах со Старшиной и Корсиканцем) и ничего не заподозрил. Сам вопрос был закономерен, так как задавали его многие.
— Истинная причина до настоящего времени не установлена, — ответил писатель. — Но во время следствия мне предъявили расшифрованный текст телеграммы, направленной из Москвы в Берлин, в которой прямо назывался адрес Адама Кукхофа.
— Больше ничего в ней не было? Попытайтесь вспомнить.
— Это непросто. Когда следователь вручил мне этот документ, я испытал шок. Но кажется, там был еще телефон то ли Либертас, то ли Харро Шульце-Бойзена.
— Как, по вашему мнению, телеграмма попала в руки гестапо?
— Понять не могу. Можно только предположить, что предательство произошло на уровне резидентуры, которой она была адресована.
— А других версий вы не слышали? — поинтересовался Коротков.
— Нет. Не так много друзей, с которыми я мог бы обсуждать данный вопрос, а печать полна на этот счет измышлениями. Нашим газетам я не верю.
— Что намереваетесь делать в дальнейшем?
— Бороться против лжи по поводу «Красной капеллы», которая, увы, пережила Третий рейх. На большее у меня вряд ли хватит сил...
— Желаю вам успеха в этом важном деле! — Коротков тепло попрощался с Вайзенборном.
Но реализовать свои замыслы Вайзенборну было нелегко. Он постоянно ощущал на себе повышенное внимание как местных властей, так и подлинных хозяев в стране — американцев. В 1946 году его вызвали в военную администрацию США, подвергнув многочасовому допросу.
— Ваши левые убеждения нам известны, господин Вайзенборн, — этими словами встретил его американский офицер, к которому затем присоединились еще двое. — Не поддерживаете ли вы нелегальные контакты с компартией в Восточной зоне?
Гюнтер Вайзенборн был возмущен столь бесцеремонным обращением и ответил подобающим образом. Его попросили подробно рассказать, что ему известно о «Красной капелле»! В пределах уже распространившихся сведений Вайзенборн осветил этот вопрос, подчеркнув, что берлинские антифашисты действовали в интересах всей антигитлеровской коалиции и считать их «русскими шпионами» нелепо.
Один из американцев поинтересовался, что знает Вайзенборн о прокуроре Редере.
— Практически ничего. Я с ним в ходе следствия и на суде не сталкивался.
— Не может этого быть, господин Вайзенборн. Редер был главным обвинителем на хорошо известном вам процессе.
— Да, главным, но не единственным. Хотя все прокуроры на процессе «Красной капеллы» были одинаково кровожадными.
— Не надо преувеличивать, господин издатель. Но мы хотели бы знать правду.
— Я уже все сказал.
— До свидания. Вы еще можете нам понадобиться.
Выходя от американцев, Вайзенборн размышлял:
«Кажется, я у них на дурном счету. Но что им еще от меня надо? Если рассчитывают сделать из меня осведомителя, то зря надеются».
Скоро Вайзенборн заметил, что отношение к нему американцев ухудшилось. Это проявлялось в целом ряде мелочей, способных отравить жизнь честного человека. Писатель занервничал, стал угрюмым и подозрительным. Удивительно, как ему еще удавалось редактировать и выпускать юмористический журнал, который вызывал улыбки, а то и смех у подавленных происходящими событиями немцев. Однажды знакомый журналист сообщил Вайзенборну, что вышла книга разведчика Даллеса, посвященная антифашистскому Сопротивлению и рабочему движению в Германии, где автор перечисляет целый ряд имен членов «Красной капеллы», ничтоже сумняшеся навесив на них ярлык «русских агентов».
