— Но там же мусульмане!
— Да, а что — нельзя? — улыбнулась Милица.
— Но тебя могли схватить!
— Руки коротки. Я слышала, и ты принимал участие в акциях.
— Да какие это акции, так — баловство.
Приезд Милицы совпал с ее семейным праздником, сербы его называют Кресна Слава — Ильин день. Решили устроить ужин, но не в бункере, а в доме, окна которого выходили на нейтральную полосу. В оконный проем было видно, как огромная огненная пасть грозы уже заглотила полгорода и, грохоча, приближалась все ближе и ближе. Ветвистые молнии рвали небесную плоть, будто хотели пробить и высветить для шедшего вслед грома торную дорогу. Сергей смотрел на своих новых друзей, на сидящую рядом Милицу и видел, как в ее больших глазах вспыхивали и тут же пропадали крохотные молнии. Когда небо сотрясал гром, она хватала его за руку и громко, как ребенок, вскрикивала. Ратко обносил всех кружками с вином и говорил, что это дары Ильи Пророка, которого он здесь представляет. Все были возбуждены и говорили какие-то возвышенные слова.
Во время очередного тоста до слуха донеслось кошачье мяуканье. Выглянули в окно и увидели под кустом акации, через дорогу, пушистого котенка.
— Бедненький, — сказала Милица. — Он, наверное, давно ничего не ел.
Будь трезвым, Сергей бы повел себя по-иному. Но здесь решил, что обязательно принесет котенка. Одним махом он выпрыгнул из окна на землю и бросился через дорогу. Такой наглости не ожидали и с противоположной стороны. Собственно, на это Сергей и рассчитывал. Но когда он уже добежал до угла, под удары грома раздалась автоматная очередь. Пули высекли на асфальте искры и в отскоке с плюхом ушли в стену дома. Сергей упал и под прикрытием выступа тротуара пополз к котенку, который спрятался от шума в цветочной клумбе. Он слышал, как ответно затрещали выстрелы из дома, где он только что сидел.
Котенок мяукал за крупными и пышными пионами. Сергей усмехнулся: уж если быть пижоном, то до конца. Он наломал букет нежно-розовых пионов, дотянулся до котенка, сунул его за пазуху. Оглядевшись, решил возвращаться по канаве. По опыту знал: два раза по одному и тому же месту не ходят. Держа перед собой букет, пополз к канаве, которая огибала улицу. Из дома коротко и дробно бил крупнокалиберный «браунинг». Под гимнастеркой мяукал и царапался котенок, ему было страшно. Сергею что-то кричали, советовали, но он не мог разобрать что. Наконец добрался до канавы, прополз по ней еще несколько десятков метров, пока не услышал близкий голос Ратко:
— Вставай, другарь, ты уже дополз до Белграда. Войны там нет!
Сергей поднялся, и тут же над головой просвистели пули. Он вновь упал на дно канавы и услышат, как приближается шум дождя, поднял голову и не увидел стоявшего на противоположной стороне дороги дома, вода падала стеной. Сергей встал во весь рост и, придерживая котенка, зашагал к двери.
— Эту партию ты выиграл, — сказал ему Ратко. — Она хотела выскочить из окна за тобой. Еле удержали. Мы не могли позволить себе этого. Милица — та девойка, которая дорого стоит. — И громко обратился к собравшимся: — Давайте выпьем за то, ради чего не страшно отдать жизнь.
— Предлагаю выпить за женщин! — поддержал его Сергей. — Стоя и до дна.
Все налили в кружки и встали. Ратко, посматривая на приумолкнувших товарищей, сказал:
— Русские — странные люди. Особенно мужчины. Сидят, пьют, разговаривают, как все нормальные люди. Но как только доходит до третьего тоста, все вскакивают и пьют стоя. Спрашиваю: зачем вы это делаете? Отвечают: пьем за женщин. Я пожимаю плечами: почему стоя? Вы что, их всех погребли?
Все засмеялись. Но Милица не смеялась, она с какой-то грустной улыбкой смотрела на Сергея, на заботливо поставленный в гильзу от снарядов мокрый букет пионов, рядом с которым догорала тоненькая свеча, потом попросила у Ратко закурить. Сергей ни разу не видел ее курящей. Ратко достал из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой и, что-то говоря по-сербски, присел рядом с ней на ящик из-под снарядов. Через минуту он тихо затянул песню. Сидящие вокруг стола сербы встали, положив руки друг другу на плечи, подхватили и понесли песню сквозь шумящий за окном дождь. Ратко с Милицей остались сидеть. Обняв одной рукой плечи девушки и размахивая другой, он вел песню:
Конюх планином, ветар шуми бруе, Лисче пела, жалостиве песьме. Своего другара сараевского рудара, Сохранюе чета негових другого.
Сергей не заметил, когда погасла свеча. В наступившей темноте по отсвету сигаретного огонька он ревниво следил за ее лицом. Ему было больно и хорошо одновременно. Он знал: убери Ратко руку с плеча Милицы, и боль ушла бы в сторону. Сергей признавал, пели они классно, аж до мурашек по телу. О чем была песня? Наверное, каждый слышал в ней что-то свое. Но чувствовалось, что в эту минуту они были близки и едины как никогда.
Вскоре за Милицей приехала машина. И вмиг сделавшись еще более далекой и недоступной, она начала собираться. Сергей отметил: после такого дружеского ужина ее даже не попытались уговорить остаться ночевать, как сделали бы где-нибудь в России. Все, словно по команде, встали и пошли ее провожать. Прощались с уважительным вниманием, точно она была представителем командования Сараевского фронта. Милица что-то говорила по-сербски Ратко, тот с серьезным лицом согласно кивал. Перед тем как сесть в машину, Милица подошла к Сергею.
— Ты больше никогда этого не делай, — попросила она, и он, виновато улыбнувшись, развел руками:
— Я же тебе говорил — медведь. Как ты однажды выразилась: не спретан медведь.
— Верно, верно, — улыбнулась Милица. — Ползающий за котятами русский мишка.
Гроза ушла куда-то в горы. Было свежо, резко и пряно пахло травой, листвой, еще теми неповторимыми запахами, которыми может пахнуть южная ночь. Гроза напомнила о себе еще раз, устало ударив издали, не сильно, а так, для острастки. От неожиданности Милица пригнула голову. Увидев ее детский испуг, Сергей вдруг представил, как еще день назад она ходила по улицам Сараева, как переходила линию фронта, и подумал: чаще всего люди боятся того, чего не видят. И даже здесь, привыкнув к смерти, поджидающей на каждом углу, люди все равно остаются теми, кем были до войны.
— Подожди одну минуту! — воскликнул он. — Я сейчас вернусь.
Сергей бросился в дом, на ощупь нашел все еще мокрый букет пионов и, топая ботинками, помчался обратно. Милица ждала его возле машины. Пристукнув каблуками, он торжественно протянул цветы девушке.
— Ой, Сережа, прости! — смущенно проговорила Милица и, взяв букет, поцеловала его в щеку.
— И только? — удивился Сергей. — У нас говорят: Бог любит троицу.
Под одобрительные шутливые выкрики он, обняв девушку, чмокнул ее сначала в одну щеку, потом в другую. Третий поцелуй получился настоящим. Он, и сам не понимая, как это произошло, вдруг ощутил ее мягкие губы. Под ним качнулась и куда-то поплыла сараевская земля. И вдруг услышал насмешливый голос Ратко:
