Ели чаще всего чорбу — что-то среднее между супом и борщом.
— По-нашему, это — бурхлеб, — говорил Сергей. — Наешься — бурлит.
— О, да, да, чорба, — отзывался Ратко. — Когда живот пустой, очень укусно.
Про Ратко рассказывали, что, когда прилетели натовские бомбардировщики, он взял автомат, арестовал миротворцев из УМПРОФОРА и приковал их наручниками к перилам моста. Акция возымела действие: Ратко стал известен всему миру, и бомбардировки были на время прекращены.
Днем они с Ратко забирались в полусгоревший дом на передовой линии. Сергей брал бинокль и рассматривал позиции мусульман. К тем, кто был на противоположной стороне, ничего, кроме осторожного любопытства, Сергей не испытывал. Он уже знал, что и на той стороне такие же учителя, таксисты, бухгалтеры. Еще несколько лет назад те и другие ходили в одни школы, за одни команды играли в футбол и влюблялись в одних и тех же девушек. Теперь между ними пропасть, вернее, кусочек ничейной земли. И они с азартом охотников или тех же футбольных нападающих забивают друг другу не мячи и шайбы, а пули и снаряды. А пройдет время — наступит мир, и каждый из сидящих по обе стороны не объяснит ни себе, ни своим близким, для чего нужно было убить столько соседей или знакомых, чтобы какие-то там туджманы и изетбеговичи пиявками сидели на их шее.
Поперек улиц на веревках висели покрывала, куски темной пленки, одеяла — все, что могло закрыть обзор снайперам. На стенах закопченных домов возле окон видны были похожие на оспины следы от пуль. Снаряды и мины имели зубы покрепче, они отгрызали углы, отбивали балконы, вместе с бетонной крошкой и пылью выбрасывали на улицы содержимое квартир; ветер разносил все по улицам и дворам. Куцые, точно подстриженные неумелым садовником деревья обрубленными культями держали на весу то, что когда-то было шторами, детскими игрушками, одеждой, что было частью дома, а для кого-то и смыслом существования. И невозможно было без внутреннего содрогания и боли смотреть на разрушения и хаос. Сергей вспомнил: еще большие разрушения он видел в Вуковаре. Там вывороченная земля, разбитые дома, заваленные обломками улицы были усыпаны, а в некоторых местах были буквально нашпигованы металлом.
— Ты сильно не высовывайся, — говорил ему Ратко.
Один раз Сергей все же не утерпел и высунулся из окна больше чем надо. И чуть не поплатился. Рядом со щекой, обдав бетонной крошкой, ударила пуля.
— Я говорил тебе — снайпер, — предупредил его Ратко. — Не дразни!
Он поднял с пола каску, надел ее на палку и, высунув в окно, начал водить из стороны в сторону. Через несколько секунд она, брякая, покатилась по бетонному полу.
— Специалист! — громко похвалил Ратко.
Сергей взял снайперскую винтовку и, крикнув, попросил Ратко подразнить противника. Он был неплохим стрелком, но в последний раз брал в руки малокалиберную винтовку на севере, когда ходил стрелять белок. Ратко старался как мог, но обнаружить снайпера оказалось не просто.
— Они пробивают прямо из ванной в стене дыру и выстрела не видно, — пояснил Ратко. — Сидят, жалят, а достать практически невозможно. Но хуже снайперов — мины: летит с высоты — и только в бункере от них можно укрыться.
Помогла погода. Ветерок, гуляющий по сараевской котловине, изменил направление. Видимо, снайпер решил подогреть себе кофе. Легкий, почти невидимый дымок потянул из окна. Сергей буквально по сантиметру обшарил закопченную стену и обнаружил крохотное отверстие, над которым нависал кусок жести. Он еще раз попросил Ратко подразнить снайпера. Через несколько минут увидел в дыре блеснувшую искру и в ту же секунду услышал, как загрохотала каска по полу. Сергей мгновенно выстрелил ответно. Попал точно в отверстие. Ратко потом долго проверял, но выстрелов больше не раздавалось.
«Это ему за Кольку с Тамарой», — подумал Сергей, но почему-то не почувствовал никакого облегчения. На душе, как перед грозой, было пасмурно и тяжело.
«Нас стравили, а мы и рады убивать друг друга», — хмуро думал он.
Когда начинались артиллерийские обстрелы, сараевские сербы после каждого разрыва кивали головой в сторону мусульман.
— Мустафа, другарь наш, снаряды изводит, — говорили они. — Мы в школе вместе учились. У него по математике одни двойки были. А его к гаубицам поставили.
Когда обстрел прекращался, высовывали в окно трубу и кричали в сторону мусульман:
— Мустафа! Прекрати шуметь. Мы тут выпить собрались. Лучше приходи в гости, за хорошую стрельбу мы тебя салом угостим!
— Слободан, а Слободан! — выждав немного, ответно кричали с противоположной стороны. — Отдавай нам Сараево! Зачем тебе так много земли?!
— Так мы тебя зовем, зовем. Два метра для тебя всегда найдется!
В ответ вновь начиналась стрельба. Когда снаряд разрывался поблизости, начинали оживленно комментировать. И все сходились на одном, что это, конечно, не Мустафа, а какой-то египетский моджахед.
Как-то Сергей спросил у Ратко: почему их перестала навещать Милица? Тот неопределенно махнул рукой: ушла куда-то на акцию. Затем налил вина и, протянув Сергею, спросил:
— А что, Сергей, нравятся тебе наши девойки? Кто лучше, сербские или русские?
— Тебе лучше знать, — дипломатично уклонился Сергей. — Ты, я понял, можешь сравнивать.
Ратко рассмеялся и поднял руки:
— Беру ход назад! У Милицы был жених — Сретко Радович, — начал Ратко. — Он был командиром, а я у него — заместителем. Милица воевала в соседней бригаде. Его убили три года назад. Она сильно переживала, ходила потерянная. Ее перевели в другое место, и она стала выполнять другие специальные задания. Какие — я не знаю. Многие наши к ней, как это по-вашему, сватались, но она неприступна — твердыня. Эх, добра девойка, а ли не е моя! — Ратко развел руками. — Она на ту сторону, в Старый град раньше часто ходила. Один раз ее там арестовали, хотели расстрелять. Но французы из УМПРОФОРА освободили. Кстати, она тебе об этом не рассказывала?
— Нет, — ответил Сергей.
Ему не хотелось признаваться, даже самому себе: без Милицы жизнь стала обыденной и даже скучной. Здесь, на этом участке фронта, кроме редких перестрелок, ничего не происходило. Он ждал ее, и незаметно это стало главной целью его пребывания здесь, в Сараеве.
Она появилась через несколько дней под раскатистые удары грома. В тот день с утра над Сараевом стояла удушливая жара. После обеда над горой Игманд начала собираться гроза. Наливаясь темнотой, облака осторожно и будто нехотя попробовали голос, а потом уже не стесняясь, с треском и оглушительной пальбой будто скатывали в сторону города огромные пустые бочки. Беспорядочная и бестолковая стрельба по фронту стихла: обе стороны признали тщетность состязания с природой.
— Мы будем падать перед тобою ниц, если и далее ты будешь появляться под громовые раскаты! — воскликнул Сергей. — Настоящая Афина!
— Ну, этим у греков Зевс распоряжался, — засмеялась Милица. — А я была в Старом граде… — Милица на секунду замялась, словно не решаясь что-то сказать. — У мамы.
