Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
Стр. 349
Eau-de-nil (фр.) — «цвет нильской воды», холодноватый голубовато-зелёный оттенок, и в самом деле уместный для «тающей девушки» Летиции. Среди аристократии нашего мира, как и в мире Пратчетта, в XIX в. названия многих модных цветов звучали на французском языке и отличались удивительной образностью. Существовали такие цвета, как цвет «бедра испуганной нимфы» (особый оттенок розового, возможно названный так по одноимённому новому сорту роз), цвет «влюблённой жабы» (зеленовато-серый), цвет «влюблённого жирафа» или «жирафы в изгнании» (сочетание светло-коричневого и жёлтого с рыжеватым оттенком: цвет вошёл в моду в 1827 году, когда в парижском Ботаническом саду появилась маленькая жирафа, присланная вице-королём Египта в подарок французскому королю), цвет «выдровый» (грязновато-зелёный), цвет «голубиной шейки» (оттенок серого), цвет «гусиного помёта» (жёлто-зелёный с коричневым отливом), цвет «лягушки в обмороке» (светлый серо-зелёный), цвет «сюрприз дофина» (вошёл в моду после того, как Мария-Антуанетта гордо продемонстрировала придворным пелёнку своего новорождённого сына со следами «детской неожиданности»), В пьесе Э. Ростана «Сирано де Бержерак» высмеиваются замысловатые названия цветов в одежде среди маркизов-модников:
Второй маркиз:
— Вот ленты дивные! Какого цвета —
Скажите, граф? Цвет «хвостик голубка»?
Первый маркиз:
— Нет, это цвет «целуй меня, Лизетта».
Де Гиш:
— Нет, истина от вас обоих далека:
«Больной испанец».
(Пер. Т. Щепкиной-Куперник)
Стр. 368
Quis custodiet ipsos custodes? {«Кто устережёт самих сторожей?») — эта латинская крылатая фраза употребляется для описания ситуации, когда те, кто призван следить за соблюдением правил и законов, сами же их нарушают: например, вместо того чтобы стеречь доверенное им имущество, расхищают его. Выражение взято из «Сатир» древнеримского поэта Ювенала (VI, 347–348): поэт сетует о том, что невозможно удержать жену от измены:
Слышу и знаю, друзья, давнишние ваши советы:
«Надо жену стеречь, запирать на замок». Сторожей-то Как устеречь? Ведь она осмотрительно с них начинает.
(Пер. Д. С. Недовича и Ф. А. Петровского)
При том, что сегодня выражение используется иносказательно: кто сумеет проконтролировать служителей порядка и закона? — и чаще всего подразумевает коррумпированность власти, в первоисточнике Ювенала речь идёт о якобы неисправимой развращённости женской природы, и только.
Стр. 370
Но он сделал ещё кое-что… ох, вот честное слово, мне при одной только мысли тошно делается.
Убийство заключённым беззащитной певчей птички, как страшнейший из грехов (ведь глава так и называется — «Всем грехам грех»), перекликается с ключевой темой романа X. Ли «Убить пересмешника»: персонажи романа говорят о том, что «убить пересмешника — большой грех». Когда героиня романа, маленькая Джин Луиза, спрашивает почему, ей объясняют: «Пересмешник — самая безобидная птица, он только поёт нам на радость. Пересмешники не клюют ягод в саду, не гнездятся в овинах, они только и делают, что поют для нас свои песни. Вот поэтому убить пересмешника — грех» (пер. Н. Галь, Р. Облонской). Несмотря на то что в романе X. Ли происходит много страшного и несправедливого, вплоть до осуждения на смертную казнь невиновного человека, слово «грех» употреблено только по отношению к убийству безобидной птички. Убить пересмешника означает убить ни в чём не повинное существо — в этом образе и заключается символизм романа. Тот же символ убедительно перенесён Пратчеттом в книгу о вымышленном мире.
Стр. 387
В пляс, в пляс, саваном тряхни! В пляс, в пляс, слышишь — это Пляска Смерти…
И снова персонажам мира Пратчетта оказывается хорошо знакома песня нашего мира. Нянюшка Ягг запевает популярную английскую балладу, относящуюся к жанру макабр, или дане макабр (от фр. Danse macabre). В Средние века аллегорический сюжет о том, как Смерть ведёт за собою к могиле пляшущих представителей всех слоёв общества, всех сословий и всех возрастов, распространился и в живописи, и в словесности. Дане макабр существовал и в виде особого танца как такового — танцоры подражали воображаемой пляске мёртвых, а завершался танец тем, что все падали на землю, словно и впрямь умерли. Персонифицированная Смерть в этом сюжете выступает или водителем хоровода, в котором невольно участвуют люди любого возраста и звания, или злорадным музыкантом, заставляющим всех и каждого плясать под звуки своей дудки. Именно такой зловещий дудочник увлекает всех в пляс в балладе, исполняемой нянюшкой Ягг; задорный припев её полностью звучит как:
В пляс, в пляс, саваном тряхни! В пляс, в пляс, слышишь — это Пляска Смерти! Дудочник дудит — все пойдут плясать со мной! Текст баллады «Саваном тряхни» (The Shaking of the Sheets) впервые был опубликован около 1568 года. Сегодня баллада превосходно звучит в исполнении британской фолк-группы Steeleye Span.
В тихой долине ночь напролёт слушай, как ветер в травах поёт…
Ещё одна песня Плоского мира, действительно существующая в нашем мире: «В тихой долине», она же «Бирмингемская тюрьма» — американская народная баллада, известная во множестве вариантов и разночтений.
Стр. 414
Палец у меня зудит, что-то злое к нам спешит.
Это рифмованное двустишие — дословная цитата из трагедии У. Шекспира «Макбет» (акт IV, сцена 1; перевод С. Соловьёва). Три ведьмы колдуют в пещере перед кипящим котлом в ожидании прихода Макбета. Трагедия уже близится к развязке: узурпатор Макбет, поправший законы Божеские и человеческие и запятнавший себя убийством законного правителя, придёт узнать свою судьбу: может ли он полагаться на собственную неуязвимость и откуда ему ждать удара? О приближении «чего-то злого» — Макбета — одна из ведьм узнаёт по покалыванию в пальце. А два последующих рифмованных двустишия («Нос мой чует мерзкий смрад — к нам идёт какой-то гад» и «У меня мигает глаз — зло развеять пробил час») «додуманы» самой Тиффани и шекспировскими не являются.
Стр. 451
Джордж Юарт Эванс (1909–1988) — фольклорист-самоучка, родился в шахтёрском городке Аберкеньон Южного Уэльса и, впоследствии обосновавшись в Блаксхолле (Саффолк), заинтересовался как местным диалектом, так и подробностями сельской жизни. Многие его соседи родились ещё в прошлом веке и работали на фермах до прихода механизации. Вооружившись звукозаписывающим устройством, Эванс собрал немало устных свидетельств в том, что касается диалектных особенностей, традиций, обычаев и фольклора Восточной Англии. Этот бесценный материал лёг в основу его книг, посвящённых сельской жизни Саффолка (в том числе — «Спроси тех, кто косит сено» (1956) и «Прыжок зайца» (1972). В отзыве журнала «Обзервер» о второй из них говорится: «Здесь, от стерни до котелка, собраны все факты: наука, литература, мифология, предрассудки, псовая охота и богатейший срез наречия поселян. Восхитительная книга!»
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
