Ришелье поймет, насколько ненадежны его генералы, когда его зять Брезе будет то и дело искать возможности оставить свои войска, как говорили, лишь ради того, чтобы насладиться дынями, поспевшими в его имении, и подготовиться к осенней охоте.[289] Штурмы Фонтарабии и Коруины ни к чему не привели, но борьба на юго-западе, по крайней мере, удерживала испанские войска от активных действий в Италии, и эта война спровоцировала Каталонию на восстание против Мадрида, после того как четверть ее дворян и 10 000 солдат, главным образом каталонских, умерли от болезней или пали в бою при защите Сальсы от Конде.
Репрессии мадридских властей в Каталонии были кровавыми. Имело место неслыханное осквернение освященных гостий, что привело к отлучению святотатцев от церкви и превратило народное возмущение в священную войну. На улицах Барселоны толпы сжигали дома правительственных чиновников и убивали их хозяев. Пон-Курле с двадцатью одним кораблем встретил испанский флот в Средиземном море 7 сентября и потопил два галеона, один из которых был флагманским. Предвидя все возможные дипломатические осложнения, Ришелье тем не менее понял, что обстоятельства вынуждают к тому, чтобы распространить на Каталонию французский суверенитет, и, нуждаясь в мире больше, чем когда-либо, видел, что голландцы процветают благодаря войне. Ришелье был связан обязательством не заключать мира без их согласия, хотя как через французского посла в Риме д’Эстре, так и через Пужоля, неофициального переговорщика Ришелье в Мадриде, он исподволь выяснял перспективы мирных соглашений с императором и с Испанией.
Ришелье также не доверял шведам, союз с которыми возобновил в марте 1638 г. еще на три года на условиях ежегодной субсидии в миллион ливров. Он считал, что император был бы в состоянии купить мир со шведами, уступив Померанию, которую шведы оккупировали. Ее последний герцог только что умер, и, если бы шведы заключили мир, то же мог бы сделать и Бернгард Саксен-Веймарский.
Ежегодную субсидию Бернгарду Саксен-Веймарскому, стремившемуся завоевать независимость для Эльзаса, нужно было выплачивать в феврале 1638 г., но Бюльон к апрелю собрал только четверть полагавшейся суммы. Ришелье снова и снова давал обещания предоставить помощь, которые оставались невыполненными, но Бернгард тем не менее начал кампанию в январе 1638 г., успешно атаковав имперский гарнизон в Эльзасе и расчистив путь для осады города Брейзаха на Рейне, расположенного в пятидесяти километрах к северу от Базеля, на полпути между Кольмаром на западе и Фрейбургом на востоке. Его взятие означало бы разрыв имперских путей сообщения между Нидерландами и Альпами. В декабре Ришелье услышал, что Брейзах пал. Казалось, в делах военных фортуна повернулась лицом к Франции.[290]
В 1638 г. инфляция в Испании составила восемьдесят процентов. Ришелье знал от своих информаторов, что Мадрид начинает задумываться о мире с голландцами. Оливарес не мог найти средств, необходимых ему для финансирования войны, к тому же в Португалии началось восстание против испанского господства, возможно спровоцированное агентами Ришелье. Испанию сотрясало от востока до запада, и в 1642 г. Оливарес, наконец, лишился своего поста.
В 1639 г. французы под командованием де Ла Мейере — кузена Ришелье — взяли Эден на северо-востоке. Армию торопили сам король и Ришелье, который доехал до самого Аббевиля в начале своего путешествия, упомянутого в предыдущей главе.[291] Пять дней ушло у Ришелье на путешествие из Рюэля до Аббевиля, где он оставался с 30 мая до 7 июля, и каждая остановка на ночлег была заполнена написанием точнейших распоряжений дюжинам людей на десятки тем; помимо этого он успевал вносить последние штрихи в свой «Трактат о совершенствовании христианства» (Traitté de la perfection du chrestien). Восточная армия возьмет Аррас в 1640 г., и Артуа вернется в состав Франции, а Ришелье будет настоятельно требовать, чтобы гражданское население приводили к покорности мягкостью, а не репрессиями. В 1639 г. Ришелье продолжил свое путешествие с королем; они направлялись на юг, к Савойе, с двух- и трехдневными остановками, проехав через Лион как по пути к Греноблю, так и на обратной дороге и окончательно оставив Лион 24 октября.
То, что финансовое положение Франции было невероятно напряженным, очевидно. Дальнейшее налогообложение могло бы только подлить масла в огонь сопротивления, и Ришелье прекрасно это понимал, несмотря на то что всячески подчеркивал свое экономическое невежество (а на самом деле прятался за этой маской). Как бы резко ни различались оценки доходов и расходов центрального французского правительства с 1636 г., и Франция, и Испания не могли позволить себе такую роскошь, как война. Стремление каждой страны к своему героическому идеалу довело население обеих — а заодно и большей части остальной западной Европы — до нищеты. Бюльон пытался обложить налогом церковь, которая, как указывал Ришелье, в трудные времена по традиции и так платила добровольные взносы в казну. Кардинал поощрял братьев Пьера и Жака Дюпуи, вращавшихся в центре интеллектуальной жизни столицы, защищать свободу церкви от вмешательства гражданских властей и новых налогов.
В 1640 г. 18 епископов в частном порядке осудили их книгу, и не потому, что они хотели платить налоги, а из-за непримиримой галликанской позиции авторов. Ришелье, по-прежнему остававшемуся твердым сторонником разделения церковной и светской власти и юрисдикции, приходилось сидеть на двух стульях, защищая в одно и тоже время права папы и галликанские свободы — в соответствующих областях. В данном случае он поддержал тезис, прозвучавший со стороны Пьера де Марка. Позиция де Марка, доказывавшего верховенство папы над Вселенским собором, была все же не лишена галликанских идей: он утверждал, что, в то время как папа может вводить общие законы и безапелляционно вершить суд, светские правители не подчинены какому-либо духовному авторитету в делах земных. Рим выразил протест, и книга была внесена в список запрещенных. В 1646 г., после смерти Ришелье, де Марка отречется от своих взглядов, но пока еще считалось, что Ришелье разделяет его взгляды, и звучали обвинения в том, что он готовит галликанский раскол, причем по старому — допротестантскому — образцу, явленному в XVI в. англиканской церковью. Ришелье приказал сжечь книгу де Марка, но был скомпрометирован своими же единомышленниками, в особенности одним из иезуитов, который разделял галликанские принципы, оправдывал расторжение брака Гастона на основании «фундаментального закона» Франции,[292] навязанного королю народом в конце XIV в., допускал обложение налогом духовенства и утверждал, что Франция не нуждается в согласии папы, для того чтобы ввести у себя патриаршество.
