– Нельзя… Не получится… – осмелился наконец все тот же длинномордый плут и законник. – Ведь он как? Попросту жил, без души. А если его туда, к земным, так ведь ему тогда душа полагается. Хоть никудышная, а все-таки…
– Если согласится какая-нибудь, пусть… – в повелительном голосе Самого уже слышались досада, скука.
– А этот, убиенный… – Голос законника хрипел и дрожал. Боясь, что перебрал и не миновать ему жестокой расправы, весь дымясь от страха, все же проговорил: – Этот, ну, убиенный, надо же, столько света в себя набрал – даже мстить не хочет…
– Да как ты смеешь о нем? – гневно поднял руку властелин всего этого мрака. И покорная ему непроглядная темень хлынула со всех сторон. – Он же теперь далеко, далеко… Не тебе о нем… Не достать…
Косматый законник скорчился и вдруг весь вспыхнул, от лап с копытцами до узкой морды. Запахло паленой шерстью. Похоже, он уже не мог выговорить ни слова.
И тогда, оттолкнув его, протиснулся вперед ловкий проныра. Подобострастно пискнул:
– А тот, второй, которого вы его слугой поставили? Он как огурчик, как огурчик! Готов опять и сколько пожелаете!
Тут черный плащ Самого внезапно развернулся, являя собой бездну непроглядного мрака.
– Стереть, стереть… Не было никогда… – одержимо вскрикивая, подхватила косматая мелочь. Оттирая друг друга, дрожа, они вцеплялись в черные края плаща, боясь отстать, не успеть, провалиться в бесконечную пустоту.
Глава 28
Анна шла к дому Андрея знакомой улицей, и каждый шаг отдавался в ней болью.
«Господи, булочная, – удивилась Анна. – Хлеб несут. Все так же. Я сюда ходила за бородинским…»
Она удивилась, как будто все должно было исчезнуть, рухнуть вместе с ее рухнувшей жизнью. Ветер охапками сгребал засохшие хрустящие листья. Вдруг затихал, засыпал, укутавшись пестрым одеялом.
«Мне ничего от него не надо, – уговаривала себя Анна. – Возьму Сашины бумаги и уйду. Кто там у него? Небось пьют коньяк. Лапоть девок приволок, прислуживает. А, плевать. Александра, конечно, давно провалилась без следа. А может, она всегда у него живет? Или ее вовсе никогда не было. Временно, временно…»
Улица повернула. На углу знакомая парикмахерская. Та же реклама. Красотка. Волосы вздыблены, заплетенные косичками.
«Я лежала голая с ним в постели, и мы…» – вдруг подумала Анна и тут же с ненавистью прогнала подстерегающее видение. Потому что и так подошла к присыпанному горячей золой краю.
Весь фасад дома до самой крыши рябил досками.
«Капремонт, – старясь остаться на краю воспоминаний, подумала Анна. – Он всегда его боялся. Даже не знаю, почему. Ну, да. Грязь, хлопоты. Это не для него».
Старый витраж на лестнице был выломан, проем на скорую руку забит фанерой.
«Хорошо», – жестко подумала Анна.
Тут были когда-то тонкие погасшие лилии. Тускло различимые. Теперь лишь кое-где отсвечивала замызганным золотом косая паутина. И синего стеклышка нет. Разбили и выкинули. Ну и пусть.
Но Анна вспомнила цельный чистый свет, еле ощутимый его вес на ладонях.
Анна остановилась, достала из сумки пудреницу. Синеглазка. Вот вам и синеглазка! Все-таки напудрилась, горько усмехнулась Анна синему глазу, уместившемуся в маленьком зеркале.
Она постояла у двери. Подняла отяжелевшую руку, позвонила. Звонок задребезжал, как в огромной оголенной пустоте, распущенно и раскатисто. Дверь медленно приоткрылась, и Анна увидела лежащую на замке большую и костлявую, белую, как из гипса, руку.
– Входи. Да входи же, – нетерпеливо и вместе с тем как-то рассеянно сказал Андрей. – Сквозняк.
Анна с трудом, напрягая все силы, посмотрела ему в лицо. Сердце билось глухо и тяжело. Ей показалось, он стал выше ростом, на носу проступила хищная горбинка. Под глазами нездоровая синева.
– Пришла. Я тебя ждал. Что ж, – странным голосом сказал Андрей. – Видишь, капремонт. Все думал, успею проскочить. Но, может, так и должно быть. Их дела. Застройщиков, – криво усмехнулся он. – Что-то на этот раз долго…
Он не договорил, или слух Анны на мгновение отключился… К ее ногам тащился вставший дыбом обрывок грязной газеты и вдруг облепил ей ногу.
– Ай! – Анна испуганно наклонилась, отбросила наглую бумажонку, и та, шурша, поволоклась дальше.
– Проходи. – Андрей отступил в сторону. – Хотя даже сесть негде. Везде грязь.
Вся комната была залита непривычным открытым светом. Снятые шторы скомканы и брошены на покрывало, и сверху все густо присыпано белой пылью. В углу темнела пробитая дыра, и в ее глубине кривлялся жалкий столбик пыли.
– Я к тебе ненадолго. Я пришла, потому что… – начала было Анна, ощутив, как трудно ей назвать его по имени.
– Вот этого не надо, – с насмешкой прервал ее Андрей. – Должна была прийти и пришла. – Он досадливо оглянулся. – Даже посадить тебя некуда.
Он небрежно встряхнул угол покрывала, сгоняя пыль и штукатурные крошки к середине тахты. Но Анна всплеском испуганной птицы метнулась в сторону, увидев открывшийся угол несвежей простыни.
Андрей поглядел на нее и кивнул, снял со стула стопку книг. Одна из них показалась Анне знакомой – старинная, с медными застежками. Черная кожа лопнула вдоль переплета.
Андрей вдруг скосил вспыхнувший настороженный взгляд на окно, к чему-то прислушался. Мимо окна по доскам, на уровне глаз протопали две пары сапог, заляпанных краской. Свежие, из другой жизни голоса. И шустрые тени, пробежавшие по комнате, были тоже молодые и веселые.
– Туфли купила австрийские, – прозвенел беспечный голос.
– Невезучая я, – чирикнул второй голос той же породы. – Все ждала, думала. А теперь нет того фасона.
Появились две небольшие красные руки, ловко заправили тренировочные штаны в пятнистые сапоги. Все исчезло вместе с живыми тенями.
«Если он встанет на подоконник, он сможет щупать их за ноги», – подумала Анна, стараясь отогнать эту нечистую мысль, пришедшую из той, старой жизни, которую она так старалась стереть из памяти.
Сквозняк свистнул в дыре. Озабоченно пробормотал что-то свое, пыльное.
– Трубы меняют, – словно отвечая сквозняку, сказал Андрей, не переставая тем временем к чему-то прислушиваться.
«И что он все прислушивается? – опасливо подумала Анна. – Ждет еще кого-то?»
– А ты шикарно выглядишь. – Взгляд Андрея ощутимо прошел по ее лицу.
– Еще бы. Старухой стала, – безжалостно сказала Анна.
– Зачем? Нет, еще красивее. – Он облокотился о спинку стула, и Анна заметила, каким костлявым и острым стало его плечо. В растянутый ворот свитера она увидела длинную и белую выпирающую ключицу.
