Но в особняк на поминки пришли далеко не все, кто присутствовал на поминальной службе. Здесь собрались в основном лишь ближайшие друзья и родственники: Меган, Леонард Гослинг, Тинкер и Эйлин, которую новость о смерти ее любимицы потрясла до глубины души. Но старушка, тем не менее, приехала из самого Лондона, проделав долгий путь. Они с матерью Броуди все время плакали, а потом устроили нечто вроде соревнования, кто больше выпьет. Пришли еще несколько человек, которых Броуди прежде не видела. Колин отпросился из школы и отстоял заупокойную мессу в церкви, но потом вынужден был вернуться на работу. Он пообещал приехать попозже, как только освободится.
Братья Дианы стояли в стороне от остальных, обнявшись и понурив головы. К ним с потерянным видом подошел Лео, и братья разомкнули объятия, принимая его в свой круг печали и скорби.
— Бедный Лео, — прошептала Броуди. Она-то знала, что если бы Диана прожила еще день, то объявила бы молодому человеку о предстоящем разрыве и о том, что больше не хочет с ним встречаться. По крайней мере, Лео оказался избавлен от еще одного удара судьбы.
Но почему ее убили? Почему Диану, которая и мухи не обидела, которая была одним из самых милых и открытых созданий на земле, сбил незнакомец в черном фургоне?
— Это был преднамеренный наезд, — заявил Тинкер, который уже дал аналогичные показания полиции. — Я вышел из Иммиграционного центра всего через пару минут после нее, поэтому отчетливо видел, как фургон выехал на тротуар и задавил Диану. — Тинкер успел даже записать номер автомобиля. У полиции имелись веские основания подозревать, кто совершил это преступление, но, пока расследование продолжалось, разглашать его подробности они не спешили.
А денек опять выдался на загляденье, и сад расцвел янтарно-золотистыми красками осени, бушевавшими на деревьях и опавших листьях. Броуди испытывала странное чувство: она не могла понять, то ли природа скорбела вместе с ними, то ли старалась помочь им справиться с постигшим их несчастьем. Подсознательно она все время ожидала, что вот-вот на крыльце появится Диана в сногсшибательной шляпке с вуалью в черную точку, звезда на собственных похоронах, и широким жестом раскинет руки в стороны, обнимая всех, кто пришел отдать ей последние почести.
Постепенно гости переместились наружу. Мишель, мать Дианы, была убита горем и пребывала в полной прострации. Ее мини-юбка едва прикрывала ягодицы, а атласные леггинсы зияли многочисленными затяжками и прорехами.
— Ни одна мать не могла бы пожелать себе лучшей дочери, — рыдала она. — Я очень благодарна вам, Броуди, за то, что вы оплатили поминки; церемония получилась очень трогательной. Если бы не вы, мне пришлось бы занимать для этого деньги. Увы, я не принадлежу к числу здравомыслящих особ, которые получают страховку и тому подобное.
— Это не я оплатила поминальную службу, — сообщила ей Броуди. — Это сделала моя мать. Она просто обожала Диану.
Нелепая гибель Дианы привела Меган в неописуемое бешенство.
— Это несправедливо! — бушевала она. — Все эти старики и старухи в Ирландии, которым давно перевалило за семьдесят, живы и здоровы, включая меня. Но почему мы должны жить, когда Диана мертва?
— Жизнь вообще крайне несправедливая штука, мам. Она всегда была такой и такой останется. — Броуди была рада тому, что мать вернулась домой; она очень скучала без нее, что стало для нее в некотором роде неожиданностью.
Диана лежала в белом гробу в белом платье, длинные безжизненные пальцы сжимали кроваво-красные четки. Броуди и Меган каждый день приходили в похоронный зал, чтобы прочесть молитву и бросить последний взгляд на милое и спокойное лицо, на смеющиеся глаза, закрывшиеся навсегда. Все стояли и глотали слезы, задыхаясь от отчаяния и бессилия.
В сад спустилась Ванесса. Она была в ярко-зеленом платье. И вообще, никто из женщин не надел черного — только не на поминки по Диане.
— Знаете, я ее не очень-то жаловала, — сказала Ванесса. — Особенно когда мы встретились в первый раз и она подарила мне ужасную блестящую блузку, которую купила на благотворительном лотке в своем Центре. Но я почувствовала, что обязана надеть ее. Это было в тот вечер, когда мы смотрели «Унесенных ветром».
— И тогда же вы остригли себе волосы, — напомнила ей Броуди.
— На следующий день Диана привела их в порядок. Она казалась мне чересчур деловой и властной, как будто хотела организовать всю нашу жизнь.
— У нее было самое большое сердце в мире, — горько заметила Броуди. — Она хотела лишь помочь людям, сделать так, чтобы они были счастливы.
— Прошло совсем немного времени, и я тоже поняла это, — кивнула Ванесса. — Только вчера я подумала, что мы все равно должны посмотреть «Поющих под дождем», но ведь это ужасная мысль, вы не находите?
— Ужасная, вы правы. — Броуди жалобно скривилась и всхлипнула. — Мы выплачем все глаза. Откровенно говоря, не думаю, что смогу когда-нибудь спокойно смотреть этот фильм, даже если доживу до ста лет.
Пришла Чарли в обнимку с Кеннетом; рыжий котище заснул у девочки на руках.
— Он скучает по Диане, — объявила она. — И я тоже. — Ей разрешили уйти из школы после большой перемены, чтобы принять участие в поминках.
— Вы не знаете, кто этот мужчина? Вон тот, что разговаривает с мальчиками? — спросила у Ванессы Броуди. Высокий и неуклюжий, со светлыми волосами, которые уже начали седеть на висках, он выглядел лет на пятьдесят. При виде его обветренного и загорелого лица складывалось впечатление, что мужчине пришлось немало странствовать по свету, а теперь он ищет место, где можно было бы перевести дух. Одет он был очень просто: джинсы, серый блейзер и поношенные кроссовки.
— Понятия не имею. Но выглядит он неплохо для своих лет, вам не кажется? — одобрительно прищелкнув языком, откликнулась Ванесса. — Пожалуй, ваша матушка назвала бы его красавчиком. Ой, смотрите, он идет сюда. Ладно, я посмотрю, не нужно ли кому-нибудь чаю или кофе, а его оставляю вам. — Она погладила Чарли по голове. — Пойдем. Вы с Кеннетом мне поможете.
— Здравствуйте. — Ярко-синие глаза мужчины, в уголках которых разбегалась сеточка мелких морщинок, как если бы он часто щурился на палящем солнце, показались ей странно знакомыми. Он протянул ей руку, и Броуди пожала ее: на ощупь его ладонь была теплой и твердой. — Я Джим О'Салливан, отец Дианы. Прошу прощения за свой вид, но я оставил вещи в другом месте; не было смысла тащить их сюда, домой.
— Значит, вы отец Ди! — ошеломленно ахнула Броуди. — А где вы были все это время?
— Везде понемножку, — ответил он таким тоном, что она сразу же поняла — странствия не доставили ему особого удовольствия. — Если я правильно понимаю, вас зовут Броуди и вы здесь главная?
— Да, меня действительно зовут Броуди, но я здесь не главная. Просто так получилось, что это — мой дом. — Они по-прежнему держались за руки. Она вновь стиснула его ладонь. — Мне очень жаль Диану! — горестно воскликнула она. — Она была славной девочкой. Знаете, она ведь жила здесь, с нами, и мы все любили ее. Как же это ужасно — вы вернулись домой, а она погибла.
