— Разумеется, нет. Мой дорогой Гарри, мне кажется, вы не уловили сути дела. Иранцы вообще понятия не имеют, что происходит. Послушайте радиоперехваты вашего хваленого АНБ и поймете. Об этом человеке в черном с испещренным шрамами лицом говорили, что он — близкий друг Вождя. Неужели вы думаете, что муллы позволят себе хотя бы на секунду представить, что все это время — все это время! — он был участником тайной иностранной организации? Конечно же нет, иначе все развалится. Сам Вождь лишится доверия. Кто допустит такое, не говоря уже о том, чтобы стерпеть это? Это может разрушить систему до основания.
— Было бы неплохо, — сказал Гарри.
— Умоляю, не надо романтики. Вы говорите языком всех этих неоконсерваторов. Бац! Давайте одним ударом уничтожим творящих зло. Но в нашем мире так не бывает. Все меняется от одного оттенка серого к другому.
— Чушь, — возразил Паппас.
— Вы пытаетесь спровоцировать меня, но у вас ничего не получится, дорогой мой. Факт в том, что мы завели иранцев, которые больше всех в мире желают видеть лишь черное и белое, в мир оттенков серого, мой мир, где все совсем не так, как им хотелось бы. А в полутьме так легко заблудиться.
— Они узнают, что кто-то саботировал их ядерную программу. Наверняка.
— Что ж, да. Премьер-министр явственно обозначил роль этого несчастного молодого человека, доктора Молави. Но иранцы никогда не догадаются, сколь далеко зашел этот обман. Одни спишут на него проблемы в «Тохид», начнут проверять настройку оборудования, которое мы поставляем. Другие тоже будут подозревать, что дело в технике, но не будут знать, как доказать это. Есть другая лаборатория в Мешхеде. Заподозрят они ее или нет? Они просто не поймут, что искать.
— Наверняка поймут, когда найдут устройство, которое было у Карима.
— Ах да, устройство.
Атван обратился к Аль-Маджнуну по-арабски. Тот встал и подошел к ним. Оказавшись рядом с Атваном, он сунул руку в карман черного пиджака, достал оттуда прямоугольный предмет и отдал своему боссу.
— Вы имели в виду это, мистер Паппас? Именно необходимость забрать его стала главной причиной, по которой я подключил к этому делу моего друга Маджнуна. Для этого и чтобы ликвидировать другие следы вашего, простите за выражение, ремесла. Мой верный Маджнун вынул его из кармана пиджака иранского мальчишки и положил туда простой кусок пластика. Я давным-давно понял, что нельзя ничего оставлять на волю случая или на усмотрение спецслужб Соединенных Штатов и Великобритании, что практически то же самое. Так что ответ на ваш вопрос отрицательный. У иранцев нет никаких доказательств.
— Так что же они тогда будут делать? Они же не могут просто сдаться.
— Продолжат свои попытки. ООН введет новые санкции, МАГАТЭ будет осуществлять инспекции. Но иранцы не отступятся. Они спланируют все заново, закупят другое оборудование, которое я всегда буду готов продать им. Вернее, я бы сказал, мы будем готовы продать его. Со временем я проникся к вам уважением, Гарри. Несмотря на американскую грубость, вы весьма подходящий союзник. Эдриан, при всех его достоинствах, с годами несколько размяк. А вы, как я погляжу, куда крепче его.
— Черта с два, — ответил Гарри.
— Как некультурно. Но вполне в вашем стиле, так что осмелюсь предположить, в перспективе вы станете партнером в моем бизнесе.
— Я не стану вашим партнером, и ничьим другим. Я выхожу из игры.
— Никто не может просто «выйти», дорогой мой Гарри. Вот еще одно ваше заблуждение.
— Извините, Камаль, но я человек черного и белого. Я не занимаюсь серыми делами. Я либо в деле, либо нет, и в данном случае я вне дела.
Атван покачал головой.
— Вам, американцам, надо бы не высовываться из дому, где эта чудная двухцветная картина мира хоть как-то работает. Я считаю, что вы совершенно не понимаете нашей действительности, дорогой мой. Ничто не заканчивается. Какая из сторон монеты первая, какая — последняя? Что есть время? Куда идет поезд? Кто может ответить на это, друг мой? Сделают ли в Иране бомбу? Не сегодня, но в завтрашнем дне есть столько вариантов. Предположим, что им все-таки удастся создать это маленькое чудовище. Но они никогда не поймут, что оно работоспособно. Никогда.
Гарри надоели все эти тонкости и изыски, он внезапно проникся отвращением к ним.
— Зачем вы все это делаете, Камаль? Зачем вы отправили на дело этого убийцу, Аль-Маджнуна? Вы убили людей, которые были мне симпатичны, отважных офицеров, служивших Британии. Вы сами безумец. Что с вами случилось?
— Я защищал свои деньги, дорогой мой. В бизнесе недостаточно работать лишь на одной стороне. Чтобы дело процветало, надо играть за обе команды. Поэтому Аль-Маджнун по моему приказу с самого начала следил за вашим Молави, чтобы контролировать и оберегать его. Если бы я этого не сделал, на моем месте мог оказаться кто-то другой, куда более опасный.
— Ерунда. Вы торговец оружием и просто хотели и дальше продавать Ирану всякое дерьмо, снова и снова зарабатывая на этом.
Атван пожал плечами, поправляя бархатные отвороты смокинга. Если Гарри не оценил его заслуг, что ж, тем хуже для него.
— Я занимаюсь двусмысленным бизнесом, мистер Паппас, и пестую неопределенность. Исповедую искусство, которое является одной из главных реалий нашего мира. Я вскармливаю эти неопределенности, позволяя каждой стороне идти своим путем, никогда не достигая конца. Любое завершение опасно.
— Вы выжили из ума, Камаль. А ваш друг мистер Картофельная Голова должен провести остаток дней своих в камере, счесывая с себя паршу.
Гарри не стал ни пожимать руки на прощание, ни подыскивать подходящих слов для этого. Он повернулся и пошел к двери, но Камаль Атван окликнул его.
— Прежде чем я позволю вам уйти, дорогой мой, хочу задать последний вопрос. В будущем это может оказаться полезным для моего дела. Как вы узнали, что господин Садр, Безумец, работает на меня? Это была тщательно оберегаемая тайна. Неужели ваша техника столь хороша? Меня это беспокоит.
Впервые за долгое время Гарри рассмеялся.
— Что же такого смешного в моем вопросе, дорогой друг?
— Ничего, разве что он показал, что ты сосунок.
— Прошу прощения?
— Я не знал об Аль-Маджнуне, просто догадался. Пока ты сам не сказал мне, что он твой человек, я не был в этом уверен. К счастью, у меня в кармане микрофон, который на всякий случай передал весь наш разговор моим тупорылым коллегам из ЦРУ. Видишь ли, при всем моем уважении, болтаешь ты слишком много.
После этого Гарри покинул дом Атвана. Прошел через распашные двери гостиной, мимо картин Ренуара и Моне, мимо стоящего у входной двери дворецкого, на улицы вечернего Лондона. Шел сильный дождь. Гарри прошагал несколько кварталов в сторону Пикадилли и наткнулся на небольшое кафе. Там было множество молодежи, отдыхающей после работы, большинство — не старше Лулу, его дочери.
