Затем до меня донесся его голос. Он звучал необычно, был тонкий почти до визга.
От беспричинной, казалось бы, тревоги я буквально одним прыжком поравнялся с коллегой и встал рядом. Он поднял заметно дрожавшую руку и указал через пляж на морскую поверхность.
Несколько мгновений я непонимающе смотрел в указанном мне направлении. Поначалу мне виделись лишь звездное небо и безграничный океан с почти потерявшейся в темноте ночи линией горизонта, отделявшей водную стихию от воздушной.
– Да глядите же! – уже почти истерично выкрикнул Гилкрайст.
И я увидел то, что первым заметил он. Панический страх моментально охватил меня тоже.
На черном бархате водной глади покачивался и мерцал тусклый, но различимый свет. Источник его находился на некотором расстоянии от берега, на едва видимой маленькой лодочке.
– Боже милостивый! Этого не может… – Я буквально лишился дара речи. – Это же… никак невозможно.
Но свет был несомненно реален, имел розовую окраску и весело поблескивал посреди окружавшей тьмы.
Светить подобным образом мог только дешевый бумажный китайский фонарь.
XIII
Это было хуже любого кошмара, какие порой посещают нас чуть ли не каждую ночь. Я хрипло сказал, сам себе не веря:
– Быть может, просто кто-то возвращается с поздней вечерней рыбалки?
– С рыбалки? На рыбалку никто не отправляется с бумажным китайским фонарем. Идемте, Уэстлейк. У меня в гавани пришвартован катер. Нам надо взять его и добраться до этого фонаря.
Нескладная фигура Гилкрайста устремилась по дюнам вниз. Я едва поспевал за ним. И мы побежали по пустынному пляжу в сторону городка.
И все время, пока двигались туда, мерцающий зловещий свет в таинственной темноте океана сопровождал нас, словно двигаясь параллельно.
До маленькой гавани было всего полмили. Вскоре серые и призрачные мачты шхун рыбаков из Мыса Талисман показались в отдалении под звездным небом. Еще дальше протянулся сам городок, где там и здесь виднелись освещенные окна среди скопления домишек.
Мы добежали до деревянного пирса и застучали каблуками по его доскам, минуя слегка покачивавшиеся на волне мелкие одномачтовые суда.
– Вот он, мой катер, – сказал Гилкрайст и спрыгнул на борт окрашенного белой краской суденышка, пришвартованного в дальнем конце пирса. Я последовал за ним.
Вокруг по-прежнему не было ни души. Жители Мыса Талисман, как представлялось, уже мирно улеглись спать, несмотря на непоздний час.
При свете карманного фонарика Гилкрайст повозился с мотором, после чего раздалось натужное механическое пыхтение.
– Отвяжите швартовы, Уэстлейк.
Я пробрался на нос катера и снял трос с кнехта на причале.
– Если мы найдем лодку, нам придется взять ее на буксир и подтащить к берегу. У меня есть веревка где-то на корме. – Гилкрайсту пришлось повысить голос, чтобы перекричать усилившийся шум двигателя.
Катер рванулся вперед, послав дождь из брызг поверх борта. Я с трудом удержался на ногах. Мы покинули маленькую бухту и, рассекая черную гладь воды, взяли курс в сторону гостиницы.
В первые минуты я не мог различить впереди ничего в непроглядной темноте. Но затем снова появился свет – сначала тусклый, а потом все более яркий по мере того, как мы догоняли медленно дрейфовавшую лодочку. Да, то был тот же свет – розовый, пульсирующий, который теперь символизировал неизвестность, весь страх перед опасностью, которые укоренились с недавних пор в нашем немногочисленном сообществе.
– Он в лодке, Уэстлейк, – размышлял Гилкрайст. – Но почему он в лодке? Китайский фонарь в море. Это… Это безумие какое-то.
Верно. Другого определения и подобрать было бы невозможно.
С наступлением прилива в море поднялась волна. Наш катер переваливался с борта на борт, с носа на корму. Свет впереди постепенно становился ярче. Я видел его все яснее и яснее, как и белую лодочку, совершавшую свой бесцельный дрейф.
Гилкрайст тоже пристально всматривался вперед.
– Бог мой, Уэстлейк, лодка белая! Белый гребной ялик. Неужели это лодка из гостиницы, которой пользуется Валентайн?
Мы находились теперь достаточно близко, чтобы разглядеть абрис корпуса ялика – его необычно тонкий, вздернутый вверх нос и очень низко сидевшие над водой борта.
– Да, – воскликнул я. – Думаю, что лодка из отеля.
До этого момента наша тревога была смутной, походила на ночной кошмар. Новое открытие превратило ее в нечто вполне ощутимое и реальное. Если ялик принадлежал гостинице, а свет означал, что маньяк снова взялся за свое, то кто стал жертвой? Кого обнаружим мы в лодке? Наших знакомых? Кого-то из гостиницы?
На мгновение, совершенно лишившее меня равновесия, затмившее разум, я подумал о Дон. Но дочь была в безопасности, находясь в своей спальне вместе с Бобби. Они спали, и им снился, должно быть, манящий черный бриллиант. Разумеется, ничто не могло угрожать девочке!
До ялика оставались какие-то десять ярдов. При беглом осмотре даже весел не было видно, как и никаких признаков жизни. Ничего, кроме мерцавшего розового китайского фонаря.
Мы обогнули лодку и подплыли к ней со стороны моря.
– А теперь, Уэстлейк, посветите своим фонариком в сторону ялика! – крикнул мне Гилкрайст.
Я направил фонарик на раскачивавшийся ялик. Под его лучом черная вода заискрилась и заиграла прихотливыми отблесками. Затем осветил борт и зафиксировал фонарик подобно прожектору.
Да, это была лодка Валентайна. Я узнал сразу, но не это стало для меня главным. Все мое внимание привлекло то, что лежало внутри нее, подсвеченное розовым сиянием китайского фонаря, который каким-то образом прикрепили к поперечине центральной банки[8].
Поначалу увиденное мной не укладывалось в сознание как нечто физически невозможное. Это выглядело поистине ужасающе. И даже хуже – картина представляясь непристойной.
Через деревянный борт, окунувшись пальцами в воду, до неприличия фривольно свисала обнаженная женская нога.
К этому моменту прилив приблизил нас к ялику почти вплотную. Гилкрайст заглушил мотор и присоединился ко мне. Луч его фонарика был направлен вниз на лодку спасателя и слегка колыхался в такт плавному покачиванию более тяжелого катера. Он скользнул по гладкой коже оголенной ноги и по задранной вверх юбке, вдоль тела, аккуратно уложенного под банками ялика. Руки были сложены на груди, так, как прежде у Нелли Вуд. Голова откинута назад, и бледное лицо выглядело так, словно женщина спала.
Я продолжал разглядывать тело, лежавшее в позе полнейшего покоя, оскверненное отвратительным изломом ноги в каком-то зловещем предсмертном танце.
