— Так не бывает. Вампиры так не размножаются.
— Мой отец встретил мою мать на ритуале плодородия, она от него забеременела, а когда я родилась, он дал ей угаснуть. — Конечно, все было не так просто, но суть я отразила. — У вампиров, Финн, своя магия. А сиды, в отличие от всех прочих, рожают детей от кого угодно, лишь бы в нем была магия, и ты это знаешь.
Финн не ответил, а я отупело глядела, как капает кровь на каменный пол.
По спине пробежал холодок, сердце ёкнуло. Я закрыла глаза, провела языком по зубам и принюхалась. От победоносных миазмов страха и боли и лакричного привкуса яда я неловко поежилась.
О, тихое «шш-шш» крови по его венам, о, частое «тук-тук, тук-тук» его сердца...
— Джен!
Я резко открыла глаза.
Сердце у него так и колотилось, кожа сияла от жаркой крови, а я сидела так близко...
— Джен, по-моему, уже достаточно набежало.
— Что? — Я вздрогнула.
— Крови. Хватит уже.
Я посмотрела вниз. Лужица была больше плоской тарелки. Поднеся руку к губам, я медленно зализала рану. Сладость притупила голод, я вздохнула с облегчением. Тут я заметила Финна — на его лице было загадочное, непостижимое выражение.
Зар-раза! Ну вот, я его наконец-то напугала.
Я с трудом поднялась на ноги, и пещера крутанулась под ногами, словно ярмарочная карусель.
— Осторожно, Джен! — еле слышно донесся до меня голос Финна.
Сосредоточенно нахмурившись, я махнула ему рукой. Нужно еще что-то сказать. Что? Ах да.
— Я вернусь, договорились?
Губы у него шевельнулись, но в ушах так звенело, что я ничего не расслышала.
Кровь была такая красивая. Мне хотелось рухнуть на колени и вылакать ее. Я потрогала ее ногой. Холодная. Я ступила в нее, подняла вторую ногу и поставила рядом.
Темнота.
Пещера.
Темнота.
Фигура.
Темнота.
Передо мной была женщина, с откинутой головой, обнаженной тонкой шеей, с разинутым ртом. Картинка мигала и вспыхивала, словно немое кино.
Под ногами толстый ковер, в носу запах крови и похоти, в ушах жужжание и звон.
За спиной у нее стоял вампир, уткнувшись лицом в изгиб ее шеи и прилежно работая челюстью.
В животе вспыхнул голод, я зарычала, вампир во мне прогрызал себе дорогу наружу. Я рывком опустила руку к татуировке.
Рука замерла на полдороге.
Женщина затрепетала, запустила пальцы в темные волосы вампира и оттолкнула его от своей шеи. Потом протянула руку и взяла меня за запястье.
Она улыбнулась ангельской улыбкой, и эта улыбка пообещала мне все на свете. Подойдя ближе, она прижалась ко мне всем телом. Кожа у нее была гладкая, горячая от крови. Сердце мерно колотилось, перекачивая сладкую жизнь от отметин на припухшем горле. Женщина наклонила голову набок и подставила мне шею, по-прежнему рассеянно улыбаясь.
Я вцепилась в ее блестящие каштановые кудри и принялась пить.
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
Кровь была горячая, соленая, густая — человеческая кровь, особенно крепкая из-за недавно впрыснутого яда. Когда до меня наконец дошла эта мысль, тут же появилась другая: вампир, приникший к шее этой женщины, был не Малик. Кровная дверь не открылась, то есть открылась, конечно, но не туда, куда я думала.
Я оторвалась от подставленной шеи и отпихнула незнакомку. Задрав голову, я поглядела на потолок, пытаясь погасить радостный грохот в груди. Хотелось еще. Казалось, я могла бы пить и пить до скончания веков. Стиснув кулаки, я посмотрела на недоеденный обед: это была Ханна Эшби, аристократичная бухгалтерша, доставившая мне серебряные приглашения, она же Корсетная Красотка, вампирская наркоманка из «Пиявки и падалицы».
Она полулежала на полу, и на лице у нее была уже другая улыбка, нормальная.
— Ну что ж, было не так восхитительно, как я надеялась, но ведь нужно учесть некоторые обстоятельства. — Она потрогала пальчиком кровоточащую припухлость на шее и надула губки. — Правда, я рассчитывала, что у нас не ограничится перекусом по-быстрому. Ты же сида, а я думала, они такие страстные!
Не обращая на нее внимания, я осмотрелась: каменный потолок, каменный пол, стальная дверь, толстый изумрудно-зеленый ковер и массивная дубовая мебель. Все это казалось до жути знакомым. Я оказалась в том же подземном бункере, просто в другой пещере. Шагнув к двери, я потрясла ее. Ничего не произошло. В голове взвился смерч из гнева, досады и страха. Мне захотелось завизжать, заплакать, что-нибудь разбить...
Пришлось усилием воли собраться с мыслями. Кровь утолила голод, глубокая рана на руке уже почти затянулась, кожу спаял вздутый красный шрам. Надо отсюда выбираться.
Я вытерла губы тыльной стороной кисти и вернулась к Ханне — та поднялась с пола и пересела на кровать.
— Послушай, давай обойдемся без послеобеденных любезностей. Может быть, ты мне объяснишь, что вы тут делаете?
— Тебе нужна помощь, а мне нравится помогать людям.
— Ну конечно, ты мне так помогла, что меня перехватила! — Я уперлась руками в бока. — Довожу до твоего сведения, что со мной этот номер не пройдет!
— Что ты, я тебя не перехватывала. — Она прижала ладошку к груди. — Почувствовала, что открывается кровная дверь, и предложила себя...
— Хватит, Ханна! — рявкнула я. — Я попробовала твою кровь только сейчас!
Улыбка стала хитрой.
— Пробовала-пробовала, самую капельку пробовала, но все равно считается. — Протянув руку, она провела пальцем по татуировке у меня на бедре. — Возможно, ты была не в этом теле, но это не более чем технические детали. Видимо, вы с ней так переплелись, что вас уже не разделить.
Я скрипнула зубами. Неужели жажда крови выпустила ее, Розу, мою альтер-вамп, из... в общем, оттуда, где она сидит, и открыла дверь Ханне? Может быть, в саду татуировка не подействовала, потому что Роза не была голодна? Все эти мелкие вопросы я загнала подальше в темный уголок сознания — отвечать было некогда.
Ладно, снявши голову, по волосам... гм, по крови не плачут.
— Еще раз. Что тебе нужно? — свирепо спросила я.
— Женевьева, я просто люблю помогать людям. И нахожу это делом весьма благодарным. — Она поднялась и плавным жестом обвела постель. На ней ничком лежал вампир — одна нога свисала с перины, как будто он в изнеможении рухнул на кровать как попало. — К примеру, я спасла эту бедную овечку. Его Госпожа одарила его Даром, а потом бросила погибать от голода. От этого он, бедняжечка, впал в неистовство.
— Ты должна стать примером самоотверженности и милосердия для всех нас.
