Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
Шевалье кивнул:
– Не волнуйтесь, мадам. – И конечно, не удержался от очередной дерзости: – Уверен, мы еще пригодимся друг другу.
На рассвете из приоткрытого окна донесся скрип опускаемого моста, грохот железной двери, отозвались от каменных стен гулкие шаги по плитам, взметнулся ввысь и сразу умолк женский приглушенный вопль. Констанция вскочила и выглянула во двор. Внизу несколько стражей то ли вели, то ли тащили под руки высокую женскую фигуру, запахнутую в знакомый горностаевый плащ. Шествие замыкал Рейнальд Шатильонский. Жалкая, осевшая в солдатских руках жертва, больше не похожая ни на Клоринду, ни на Пентесилею, спотыкалась и все время оборачивалась, как будто ожидала, что кто-то явится на помощь, заступится за нее, вырвет из рук стражников, спасет от опостылевшего мужа. Лицо королевы некрасиво обмякло, словно даже уродство и старость осмелели, едва эта женщина замыслила сбросить с себя защитный сан помазанницы. Заметив в окне Констанцию, она остановилась так резко, что державшие ее пехотинцы оступились, и что-то сдавленно крикнула.
Констанция отпрянула. Уже из глубины опочивальни наблюдала, как стражники затолкнули Алиенор в ожидавший ее паланкин, подхватили шесты и вынесли за распахнутые ворота.
Иисус, сладчайшая Дева Мария, неужто пропащая прелюбодейка могла проклясть верную жену? Констанция избавилась от соперницы высокой ценой: ценой единства с европейским рыцарством, ценой Алеппо, может, даже ценой Антиохии, но если бы Алиенор покинула Людовика ради Раймонда, разве все это не случилось бы? Было бы только еще ужаснее!
Теперь каждая продолжит жить с собственным мужем, Алиенор – с нелюбимым, Констанция – с нелюбящим. Ах, французская королева, пусть вместо славы и подвигов на твою голову обрушится ненависть и измена всех, кого ты полюбишь!
Внутрь комнаты неуверенно проник первый солнечный луч, обещая ясный, погожий день. На колокольне Святой Анны зазвонили к заутрене, отчаянно загомонили птицы. От волнения и утренней прохлады Констанция дрожала, но продолжала молиться, руки судорожно вцепились в новый нательный крестик. Постепенно замок заполнился людским шумом. Вошедшая служанка сообщила, что король отдал приказ всему ополчению паломников спешно двигаться в Иерусалим.
В этот день армия крестоносцев, торопившаяся до наступления ночи достигнуть защитных стен Маргата, покинула город через ворота Святого Павла, те самые, через которые всего пятнадцать дней назад триумфально вошла в Антиохию.
Остались разбитые цветочные горшки, истоптанные клумбы, треснувший мрамор, сломанные рейки птичьих вольеров. Сквозь мутные стекла солнце ложилось на грязные плиты пола, высвечивало свежие выбоины, выцарапанные на стене надписи – «Вечно твой Грессан» и «Рено де Ш.» с числом и кривоватым крестом внизу. Тишину нарушало хлопанье сорванного с петель ставня, стук собачьего хвоста об пол, воркование и трепыхание голубей под стрехой. Тоска кружилась в пыли солнечных квадратов, ползла по комнатам вслед за солнцем. Из донжона доносились солдатские крики и взрывы хохота – там скрывался от постылой жены Раймонд. Необузданный, могучий князь без боя уступил королеву слабому, нерешительному королю.
Констанция бродила по замку и отмечала повреждения, как будто жизнь наладится, если заменить испорченные деревянные панели и побелить изгаженные стены.
Замок несколько дней чистили и скоблили, вставляли новые стекла в оконные переплеты, мели дворы, выкидывали в ров мусор. Конюшие восполняли недостачу лошадей, подаренных гостям в первые радостные дни многообещающей встречи, садовники высаживали новые цветы, эконом и мажордом озабоченно подсчитывали, во что обойдется купцам, вилланам и магометанским арендаторам постой французской армии.
– Какая жалость, что королевский двор оставил Антиохию! – Изабо опустила на колени алтарное облачение, рука с иглой замерла в воздухе. – Было так весело и куртуазно! Такие были молодые галантные рыцари! И сколько чудесных развлечений! Можно было подумать, что мы в изысканной Франции, а не в нашей унылой Антиохии!
Как быстро забыла Изабо о горе своей госпожи! Мадам Бретолио, как видно, так привыкла к унижениям и изменам, что все случившееся с княгиней представлялось ей обыденным и несущественным в сравнении с вихрем сладостных утех.
– Изабель, тебя ни разу не попросили спеть, а ведь рядом с тобой Алиенор – как щегол рядом с соловьем! Но ее-то все нахваливали до хрипоты! Неужели тебе совсем не обидно?
Изабо широко распахнула воловьи глаза:
– Разве могло быть иначе? Она же королева! Королева! И такая изумительная! А я кто такая?
Констанция вспомнила, как сама усердно хлопотала, чтобы для гостьи приготовили кровать помягче, покои потише, как поначалу ловила надменный взгляд Алиенор, пыталась угодить ей, сказать любезность, понравиться, как хлопала ее пению, улыбалась ее шуткам, комкала конец фразы, недослушанный отвернувшейся королевой. В глазах Алиенор Констанция тоже была никем, и Изабо, конечно, полагала, что княгиня должна была уступить королеве Раймонда так же покорно, как уступают лютню! В палец попала иголка, и Констанция вспыхнула сухой ветвью от молнии:
– И что с того, что королева?! – Одним рывком княгиня разорвала шелковую нить, порезав ладонь до крови: – Вот потому тебя муж и лупит, что ты всегда готова всем уступить и сама себя считаешь никем!
Грануш охнула. Изабель подняла руку, словно пыталась прикрыться, встала, уронила шитье и побрела к выходу. Еще мгновение Констанция медлила, упиралась, пыталась убедить себя, что всего-навсего высказала горькую истину, но сердце сжалось от стыда, жалости и боли. Она вскочила, грохнув столик и пяльцы, бросилась за подругой, которая слепо нашаривала дверную ручку:
– Изабо, милая, прости! Это у меня вырвалось только оттого, что самой так плохо! Прости, прости Христа ради!
Добрая, безвольная Изабо, конечно, тут же с княгиней примирилась, но Констанция ни себе, ни Алиенор этой последней жестокости не простила. Вдобавок к наложенной исповедником епитимье поклялась на распятии, что, если опять когда-нибудь обидит беззащитного и невинного, острижется налысо. И наконец-то выполнила свой долг: вызвала сотника Эвро де Бретолио и с тронного возвышения сурово объявила, что, если он, ничтожный, еще хоть один-единственный раз поднимет поганую свою руку или даже голос на любезную ее сердцу даму Изабель, он немедленно отправится брать Алеппо в одиночку. Мерзкий Эвро виновен в том, что покорная и робкая Изабо потеряла двух крошек и так и не смогла родить здорового ребенка! Быть сильной, грозной и справедливой оказалось приятно. Теперь все непременно изменится!
Но с Раймондом они по-прежнему общались лишь по необходимости, холодно и учтиво, словно чужие. Все лелеемые князем планы и надежды рухнули, Алиенор была навеки потеряна, мало того, поспешный уход короля кинул тень на его честь. Во всем этом он умудрялся винить не себя и не королеву, а жену. Виноват всегда тот, кого не любишь.
Так долго и так нетерпеливо ожидаемая армия крестоносцев оставила после себя только гнев и отчаяние, только молчаливую, но глубокую размолвку между Констанцией и Раймондом.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
