– У меня их нет.
– Ладно, если вдруг они попадутся тебе в твоих странствиях, – сказала она, желая выразиться остроумно и утонченно, – дай мне знать.
Барри повесил трубку и завопил. Позвонили в дверь, и он перепугался: разведенка услышала его крик?
– Привет. Извини, что побеспокоил, – сказал, немного задыхаясь, невысокий бородач, коротко, но приятно пожимая ему руку. – Я Колин Кристи, отец Пиппы.
– Вы ирландец! – воскликнул Барри, и бородач улыбнулся, демонстрируя ужасные зубы. – Я и не подозревал! То есть я знал, что она – лепрекон, но я и не знал, что она получила это по наследству! Проходите, проходите!
Бородач скромно стал около двери, в синей клетчатой рубахе с коротким рукавом, шортах и кедах.
– Пиппа опаздывает – она говорит, что оставила сумку в кладовке.
Барри нашел сумку, ремень держался на английских булавках. Милая неряха Пиппа! Когда она уедет в Париж, ему не с кем будет поговорить.
– Не уходите, – взмолился он. – Присаживайтесь, пожалуйста. Съешьте пару восхитительных печений вашей дочери и поговорите со мной. Пиппа – исключительная. Вы замечательно ее воспитали.
– А, лепреконы просто такими рождаются. – Колин Кристи сел за стол и грустно улыбнулся.
Барри хотелось выпить с этим человеком море пива.
– Мне нужен ваш совет, – сказал он, наливая в две кружки кофе со льдом. Буквально за пару минут он рассказал про инцидент, про безработный период, про дело своей матери, про авиакатастрофу, объявления в газетах, дантиста, разведенку и Джастин. Он потерял всякий стыд.
– Ну, – проговорил Колин, медленно пережевывая миндальное печенье с отвлеченным видом. – Тебе удобно, приятно без работы?
– Пф-ф-ф!
– Так соглашайся на работу с лекарствами.
– А если она мне не понравится?
– Найдешь другую.
– У меня есть связи в рекламе, – попробовал Барри, – но я их пока не использовал.
– А почему? – Колин подался вперед, легко опираясь на стол розовыми веснушчатыми руками.
– Я хочу собственную компанию, – сказал Барри и, еще не договорив, понял, что не собирается таскаться по всей Америке, сметая на пути стальные двери. И все бутерброды со стейком на свете не сделают его предпринимателем, если у него не хватает драйва. – Я думал, не выпустить ли на рынок Пиппин соус с кунжутом и горчицей.
– Замечательный, правда? Мы едим его со свеклой. Вкусно.
– Но это не значит зайти в пару магазинчиков, а потом – бум – и мои дети обеспечены до конца жизни, – сказал он. Колин кивнул – для хиппи он был очень реалистично настроен. – Может, я не предприниматель. Может, я просто не люблю работать на кого-то.
Пиппин отец запустил пальцы в рыжеватую бороду и подумал немного.
– Мне кажется, – сказал он наконец, – если ты не хочешь войти в дело своей матери и тебе нечего продать, то тебе лучше ставить на рекламу. Там ты достаточно далек от конечного результата, чтобы жить своей жизнью. Ты даешь совет, а если они ему не следуют, ну и что: это не твоя проблема.
– Но я не хочу «ну и что». Я хочу, чтобы это была моя проблема.
– Тогда позвони матери. – Он посмотрел на Барри спокойно. – Или запусти салатный соус.
– Я не могу этого сделать.
– Тогда разошли резюме и жди, пока зазвонит телефон.
Они посмотрели друг на друга.
– Может, это не главный перекресток в моей жизни, – вздохнул наконец Барри. – Может, это перекресток перед главным перепутьем.
– Ну вот! – Колин обрадовался, посветлел лицом.
– Эй, я и не знал, что хиппи занимаются рекламой.
– Ну, лично я не занимаюсь, – Колин медленно сложил салфетку. – Но это, похоже, именно то, чем тебе стоит заниматься.
– Так вы меня осуждаете. Считаете низменным и порочным.
– Совсем нет! – Колин улыбнулся. Это было интересно.
– Я понял. Вы лояльный оппозиционер. Вам нужно, чтобы люди создавали вещи, которые вы сможете презирать.
– Все это не имеет ко мне никакого отношения, – сказал тот нетерпеливо, и Барри почувствовал себя инфантильным. Сколько Колину Кристи, сорок пять? Барри уже должен бы иметь детей, жить семейной жизнью.
– Ты не уверен. Будешь сваливаться обратно в колею, пока не найдешь в себе уверенности. И вообще, – добавил Колин сердито, – какая тебе разница, что я думаю? Я учу десятилетних детишек в Вермонте играть на рекордере.
Было бы замечательно сыграть с ним в мяч.
– Рекордер – это очень важно.
– Да ладно тебе, – отозвался Колин, понимающе улыбаясь.
– Тогда вы – циник.
– Нет, просто делаю, что должен, – сказал Колин, разглаживая усы. – Нечто посередине между тем, что я люблю, и тем, что ненавижу.
Так просто.
– По-моему, вы меня только что вытащили. Спасибо.
– Не за что, не за что.
– Ладно! А как насчет Джастин?
Колин оглушительно расхохотался.
– Тут уж ты сам, парень!
Когда Колин ушел, Барри позвонил Лену Лефковичу, пока не струсил.
– Помнишь меня?
– Барри Кантор. Ты притча во языцех. Как поживаешь?
– Хорошо. – Барри широкими шагами ходил вдоль окон.
– Рад слышать.
– Не хорошо. Без работы. Несчастный. Я звоню посоветоваться.
– Мы только что получили твоих старых знакомых, «Галантные крекеры» и «Штрудель Сьюзи».
Только услышав эти названия, произнесенные вслух, Барри уже перепугался. На днях в «Слоунс» он покрылся пятнами, а ведь даже близко не подходил к приправам и соусам.
– Я вот что скажу: почему бы нам не пообедать где-нибудь в местечке потемнее на следующей неделе, – серьезно сказал Лен. – Но, по правде говоря, я занят.
– А.
– Ты бы позвонил Берни Штайпелю, – навскидку предложил Лен. – Он по уши в новых заказах. Чихать он хотел на некий пищевой конгломерат, который выплачивает за меня стоимость моей квартиры. Удачи тебе.
Барри повесил трубку и позвонил Берни.
– Где ты был так долго? – спросил Берни. – Я слышал о твоем, э, нежном расставании.
– Я слышал, ты потерял пару крекеров.
– Крекеры, гренки и джем, – уточнил Берни задумчиво.
– Черт побери. Так, – быстро сказал Барри, – я хочу к тебе на собеседование.
– Ладно, – бодро согласился Берни. – Приходи в среду в полдень. Я свожу тебя пообедать.
Барри осторожно повесил трубку. Встал. Он чувствовал робкую радость. Почему все казалось ему таким трудным?
