— Можно рассказать тебе еще кое-что?
— Как, это не все?
— Ну, дельце касается Хенретти и причин, по которым его в свое время отлучили от трона.
— Точно. Я и забыла. Они же его очень любили — или так говорят, во всяком случае, — сказала я, сообразив, что слышала это от Кларка.
— Хенретти лишь на пару лет старше Фила и Тони.
— А выглядит старше на двадцать лет.
— Куда же деться, когда живешь в обнимку с бутылкой… — Роберт не договорил. — Когда Глория и ее муж, которого, кстати сказать, звали Ирвин, только поженились, в том же здании в Бронксе проживала еще одна супружеская пара. С ними вместе жила сестра мужа — она только что развелась и тяжело переживала развод. Она оставалась с ними, пока не встала на ноги. И вот эта сестра — ее звали Бетси Кинкейд — крепко подружилась с Глорией. Бетси работала неполный день в мясной лавке и всегда приносила Глории бараньи отбивные в обмен на прическу. Так что Ирвин постоянно крутился рядом, а Глория никогда не была деловой женщиной — всего лишь способной домохозяйкой.
— Понятно, и что же потом?
— У брата Бетси был маленький сын. А когда родились близнецы, Бетси оставалась сидеть с троими, если обе четы куда-то отлучались. И вот однажды Бетси попросила Глорию причесать ее попышнее — так, что дальше некуда. Глория трудилась два часа кряду, пока голова Бетси не увеличилась в несколько раз. И та выдала Глории целого барашка, а тем же вечером сбежала с Ирвином.
— Бедная Глория! Какой кошмар!
— Ну, Глория, как тебе известно, оправилась довольно быстро — разве что баранины больше в рот не брала. По сути, тогда и родилась традиция с грудинкой. А брат и невестка Бетси сконфузились до того, что съехали, и Глория полностью потеряла с ними связь.
— Ну, а Хенретти тут при чем?
Роберт остановил меня жестом:
— Я как раз подхожу к главному. Глория никогда не откровенничала с близнецами и говорила лишь, что их отец ушел. Они сделали вывод, что он был исключительной сволочью, раз бросил ее, а потому и знать его не хотели.
— Можно понять. Не хотела бы я обмануть Глорию Уоксман.
— Так что можешь себе представить изумление Глории, когда десять лет назад, на премьере, она оказалась рядом с Джорджем Хенретти. Она чуть в обморок не упала.
— Это с чего же?
— С того, что Джордж Хенретти и был тем маленьким мальчиком, чья заблудшая тетушка сбежала с Ирвином! Сперва она не знала, кто это, но потом они разговорились, а ты знаешь, как Глория любит вынюхивать все обо всех — так что она все вычислила. Ну, поначалу она была в совершенном шоке, но Глория — дама крутая. Успокоившись, она заявила Филу и Тони, что не таит никакого зла. «Не его вина, что тетя оказалась шлюхой и увела вашего папу. Мне только жаль, что я потратила на ее чертову башку три банки спрея» — вот что она сказала.
Я не могла удержаться и расхохоталась над тем, как Роберт передразнивал Глорию.
— И что произошло?
— Они заявили Глории, что и знать ничего об этом не хотят, а потом недвусмысленно дали понять Хенретти, что он предан анафеме.
— И это разрушило его карьеру, а затем он разрушил себя, — подхватила я. — Но за ним по крайней мере остался второй акт!
— Именно. Я думаю, это будет отчаянная книга, — сказал Роберт. — Там будут выложены все секреты. То, о чем Глория нечаянно проболталась Кларку, плюс то, что Хенретти знает о семье, плюс то, что нарыл Эллиот благодаря своим связям, — все это представляет для Уоксманов реальную угрозу.
— Пожалуй, — отозвалась я. — Но может быть, получилось занудно?
— Занудно? Не думаю.
— Я, конечно, не знаю наверняка, но вряд ли там есть какие-то по-настоящему серьезные секреты. Они близнецы. Одному нравится вычурная дребедень, которая завоевывает награды, а другому — ужастики и комедии, которые приносят кучу денег. Они много ссорятся, и орут, и матерятся, и у них невозможно работать, — говорила я, вспоминая свой собственный год, проведенный в «Глориос». — Но сомневаюсь, что за этим кроется что-то еще. По-моему, их фильмы гораздо интереснее, чем они сами.
— Может быть, ты и права. Поживем — увидим, — отозвался Роберт.
— Насчет «увидим», — я указала рукой в сторону ванной, — могу кое-что показать.
Мы встали и пошли в ванную. Роберт глубоко вздохнул.
— Карен, это совершенство. Это больше чем совершенство. Я не могу поверить, что ты сделала это для меня.
— Рада, что тебе нравится. У меня только один вопрос, — сказала я. — Видишь те места, где я положила белую плитку? — Я указала на участок над полом. — Зазоры между унунбием, унунгексием и унуноктием[31]? Я не знаю, как с ними быть.
— Это лучшая часть. В этом вся прелесть Периодической таблицы, — ответил он и вдруг взял меня за руку, и я тут же поняла, что именно этого мне хотелось. — Это места для элементов, которые обязательно откроют, но мы еще не знаем, какими они будут, — сказал он, поворачиваясь ко мне. — В этом — признание существования неизвестного и того, что вовсе не нужно все знать заранее, но надо верить, что так и будет.
И в эту минуту ничто в мире не имело для меня больше смысла, чем только что сказанные слова Роберта.
БЛАГОДАРНОСТИ
Меня окружает много замечательных и добрых людей, которые каждый день мне помогают. Благодаря вашей дружбе я чувствую себя удачливым человеком. Но некоторых из вас мне хотелось бы поблагодарить особо.
Стива Крупа, чьи великодушие и творческий огонь явились ключевыми ингредиентами этой книги, — мне никогда не хватит слов, чтобы поблагодарить тебя, но я не оставлю стараний. Элис Труа, чей исключительный ум оспаривается лишь щедростью сердца и перед кем я нахожусь в неоплатном долгу за помощь в «пользовании собственными словами». Йена Шпигельмана, преподавшего мне уроки терпения и всегда остававшегося моим близким другом. Лин Харрис, неповторимую Лин Харрис, сумевшую найти «рычаги воздействия» на меня. Сью Фельдман, мою Вторую Маму. Камиллу Колон, всегда державшую мою сторону. Тома Клэвина, оказавшего помощь во всем и на каждом шагу делившегося своей мудростью. Мою кузину и лучшего друга, достопочтенную доктора Майю Кравитц, которая всегда была рядом — не важно, сколько миль (слишком много!) нас разделяло. Неутомимую Мэри Парвин, украшающую Трайбеку неизбывной сердечностью, которая всегда права. Кэти Дайамант, всегда открытую для общения. Исключительно умную и очень красивую Карину Вонг, честную всегда и во всем. Стефани Аззароне, которая всегда знает, что сказать. Ребекку Шиллер, чьи великолепные истории из жизни собак всегда заставляют меня улыбаться.
Всех из Псилос-Майлс-Хай — Джеффа Краусса, доктора Альберта Уоксмана, Валери Дадли, Лесли Хёфлиа, Уоррена ван дер Ваага, Ла-Таню Дайл, Дэйва Эйхлера, Джо Рили, Лизу Сьюнен и Диану Джентил: быть может, вы не догадываетесь, как много для меня значило делить с вами дни, пиццу и жизнь, но ваши заслуги очевидны на каждой странице.
