Француженка опустила голову.
– Раньше я хотела уехать из Франции. Я не хотела быть шлюхой. Теперь я не хочу, чтобы меня повесили как убийцу.
– Никто не станет наказывать тебя, Берта Дюбуа.
Цыган встал и, подмигнув остальным, подошел к француженке. Наклонившись, он принялся нашептывать ей что-то на ухо. Берта одарила его свирепым взглядом, и Таннер Бринк засмеялся.
– Она хочет любви, и она хочет свободы, – оповестил всех он. – Ну, девочка моя, что скажешь?
– А вы уверены, что мистер Давенби выживет?
– Уверен так же, как то, что ты – моя судьба, – ответил Таннер Бринк.
Берта скорчила кислую мину.
– Ну, если так предсказано звездами, так зачем вы спрашиваете меня?
– А чтоб ты могла сказать «да». Судьба-то наша, конечно, предрешена, а все равно важно, скажем мы ей «да» или «нет».
– Ну, тогда «да», – ответила Берта.
– О чем это вы, мистер Бринк, сговариваетесь с молодой особой? – спросил Ившир.
Таннер Бринк стянул с головы свой картуз и начал чесаться.
– Ежели Дав помрет, то я сам приведу ее прямо к виселице. Но он не помрет. А покамест Берта Дюбуа только что согласилась стать моей женой.
Сильвия даже села. Мег протянула к ней руку, взглянула в глаза. И вдруг обе женщины стали смеяться.
– Не понимаю, как можно смеяться, когда мужчина, которого вы обе любите, лежит наверху с дырой в груди, – заметила Берта.
Мег выпустила руку Сильвии и вытерла глаза кружевным платочком.
– Потому что он и сам бы хохотал как сумасшедший, Берта, если бы пришел в сознание и мог вас слышать. Ради Бога, забирайте ее с собой, мистер Бринк. Я желаю вам обоим всяческого счастья.
Таннер взял Берту за руку и повел к дверям, но остановился на минутку, чтобы напялить свой кротовый картуз.
– Она моя судьба, миледи, – подмигнул он, – а вовсе не мое счастье. Ну, дорогуша, пошли! Тебе предстоит узнать очень много про лошадей.
Дверь за ними затворилась.
– Ей-богу! – воскликнул герцог. – Ну до чего же странная парочка!
Мег обратилась к Сильвии:
– Тебе надо поесть и поспать. И позволь, я найду для тебя что-нибудь, во что переодеться. Ты, разумеется, остаешься здесь.
– Пока Дав не окажется вне опасности, я не отойду от него, – ответила Сильвия.
– Великолепно, – отозвалась Мег. – Но ты совсем измучилась от переживаний и волнений. Тебе надо отдохнуть. Когда Дав откроет глаза, я хочу, чтобы первым делом он увидел тебя.
– Вы очень великодушны, мадам, – оценил герцог. Мег подняла глаза на Ившира и улыбнулась.
– Вы думаете, что я все еще хочу сохранить его для себя, герцог?
Он замер.
– Я думаю, что вы когда-то отчаянно были влюблены в него.
– Боже мой, я просто подцепила тогда заразу, которая, подобно инфлюэнце, поразила все общество!
Она встала и положила руку на парчовый рукав его камзола.
Мгновение он смотрел на ее руку, а потом прикрыл ее ладонь своими худыми пальцами.
– Однако вы любили его?
– Я ринулась очертя голову в роман с Давом, потому что для меня невозможно было любить брата человека, едва не погубившего мою девочку. Но может, нам с вами еще и удастся найти возможность заключить блестящий светский брак.
– Мне не нужен никакой блестящий светский брак, – предупредил Ившир. – Мне нужна Мег Грэнхем.
Он открыл глаза, когда ярко светило солнце. Глазам сразу стало больно, и он закрыл их снова. Вся правая сторона горела как в огне. Огнестрельная рана. Дышать адски больно. Бинты. Так, значит, он выжил.
Ну, слава Богу.
Запах подснежников и леса достигего ноздрей. Раздалось негромкое шуршание.
– Сильвия, – позвал он почти неслышным голосом.
– Я здесь. – Он услышал ее торопливые шаги и ощутил благословенную прохладу, когда ее тень упала на него. – Я не отхожу от тебя. В тебя стреляли.
Дав открыл глаза. Сильвия стояла рядом и с нежностью смотрела на него.
– Я все время с тобой, – успокоила она. – Видишь, я превратилась в сиделку. На мне скромное белое платье и безупречно чистый передник. Я само воплощение ангельской кротости и нравственности.
Он засмеялся. Словно нож вонзился ему в ребра.
– Умоляю, только не смеши меня! Мне даже улыбаться трудно. Кто, черт возьми, стрелял в меня?
– Берта.
– Ну кто бы мог подумать! И ты еще считала, что мне нет равных вумении очаровывать людей? Хорош я чаровник, если не смог очаровать даже твою француженку-горничную.
– Ах нет, – отозвалась Сильвия. – Ты очаровал ее, и еще как. Отсюда и возникли проблемы.
– А у тебя есть проблемы из-за моего очарования? – Боже, как же он любил ее!
Она отошла в сторону, и солнечный свет снова ударил ему в лицо.
– Ну сейчас-то ты полностью в моей власти!
– Может, и так, но сиделка из тебя никакая. Мне желательно, чтобы задвинули шторы. Мне желательно, чтобы твои нежные пальцы смачивали мне губы водой. Мне желательно, чтобы прохладная рука легла на мой горячий от лихорадки лоб. – Каблуки ее застучали – она бросилась задвигать шторы.
Сумрак воцарился в комнате.
– Так тебе нужна сиделка?
– Мне нужна ты. Твоя любовь. Твое прощение. Твоя рука и согласие выйти за меня. Ты сможешь любить меня, Сильвия?
– Да, – ответила она. – Да, я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя. – Она тихонько засмеялась. – Вот, попей воды.
Влажные пальцы коснулись его губ, и обычная вода показалась ему райской амброзией. Он поцеловал ее мягкие влажные руки.
Юбки зашуршали – она отошла и отвернулась от него.
– О Боже, сэр! В мои намерения вовсе не входило проливать над вами слезы. Вам нужно поспать. Но я люблю вас. И честью клянусь, что буду рядом с вами, когда вы снова проснетесь.
Каблуки ее быстро застучали по деревянному полу, а потом он услышал, как закрывается дверь.
Когда Сильвия снова тихонько вошла в комнату Дава, он спал. Сильвия долго сидела у постели, не сводя с него глаз. В комнате царила полная тишина. Все застыло в неподвижности, только тикали часы и слышалось его затрудненное дыхание.
Он спал и просыпался, то погружаясь в сновидения, то выходя из-под их власти. Сильвия все время ухаживала за ним. Дни шли за днями, и мало-помалу она рассказала ему о себе все. Про счастливое детство с любящими родителями. Про брак с графом Монтеврэ.
– Наш брак стал на редкость пустым союзом. И хотя я боялась мужа, даже чувствовала к нему отвращение, именно тогда я научилась держаться как подобает настоящей даме, – говорила она. – Иными словами, я стала хорошей актрисой, научилась соблюдать приличия, как бы тяжело ни было, что впоследствии сослужило мне хорошую службу.
