Понедельник, 25 июля 1988 г.
4.00 утра
Кошмар возвратился. Лес, ступеньки, конусоликое существо поворачивается, поворачивается.
Джэй просыпается, крича, в темноте.
– Джэй? – спрашивает глубокий голос. Ты в порядке?
Смутно, сквозь темноту подвала он увидел огромную тень склонившегося над ним Хирама. Джэй попытался преодолеть свои путы, поднялся было, но со стоном повалился назад.
– Нет, – произнес он хриплым шепотом. Ти Малис удалился на часы. – Я не в порядке. Я связан в вонючем подвале. Мне пришлось смотреть, как какой-то бедный ублюдок рвет сам себя голыми руками. Блэйз ушел и занят бог знает чем, а скоро гигантская личинка присосется к моей шее и начнет пить мою кровь, так что я не в порядке.
Посередине этой тирады шепот Джэя перешел в стон. Он услышал, что зашевелился Прелестник, просыпаясь ото сна. Затем джокер начал петь «Дом восходящего солнца». Только этого Джэю не хватало.
Хирам, опустив плечи, уселся на краешек старого дивана.
– Извини, – слабо произнес он. – Если бы я мог что-то сделать…
– Ты можешь меня развязать, – быстро сказал Джэй.
– Только начну, и Саша узнает, – беспомощно сказал Хирам.
– Вот как? – сказал Джэй. – И что Саша сделает? Прелестник силен, но ты же туз, черт побери. Ты с ним справишься. Это самый лучший шанс, какой мы можем получить. Как только у меня освободятся руки…
– Не могу, Джэй, – сказал Хирам низким, полным отчаяния голосом. – Я сделал бы, если бы мог, но… Джэй, прости. Никогда бы не подумал, что подобное случится, поверь мне.
– Верю, – мягко сказал Джэй. Хирам выглядел усталым, удрученным, полным боли. Последовало долгое молчание. – И давно? – наконец спросил Джэй.
– Полтора года, – ответил Хирам. – Это случилось во время тура. На Гаити. Приманкой была Эзили. Я обманывался, что соблазнил ее, но, конечно же, все было наоборот. После, когда я задремал, она открыла дверь, и мастер взял меня во сне. Как только я стал его горой, он мною воспользовался, чтоб я провез его в Соединенные Штаты. У меня деньги, влияние. Это было совсем не трудно.
– Это – твой шанс вырваться на свободу, – возразил Джэй. – Воспользуйся им.
– Там пошли ко дну много парней, – напевал Прелестник, – И, видит бог, я знаю, я – один из них.
Хирам не мог на него смотреть. Он покачал головой.
– Развяжи меня, – прошептал Джэй. – Это все, что тебе надо сделать. С остальным я справлюсь, просто освободи мне руки. Тебе даже не придется смотреть. Я захлопну тебя в клинику Джокертауна, где тебя вылечат от… от того, что с тобой сделали. Сделай это сейчас, Хирам. Мы не знаем, сколько нам осталось времени.
– Ты обидишь его, – сказал Хирам. Голос его прервался. – Ты не понимаешь… его поцелуй… этого не описать словами, Джэй. Когда ты – его часть, ты будто оживаешь первый раз в своей жизни. Чувствуешь сильное удовольствие. Еда, питье, даже просто дыхание – все пьянит… но когда он тебя покидает, когда перемещается на другую гору… это как умереть, Джэй. Мир становится серым, и примерно через недели начинается отходняк. Ты не можешь представить, какая это боль. Ты умоляешь его. Это как голод, и если не поесть… Он поднял взгляд, глаза умоляли о понимании. – Кроме того, он – не зло в том смысле, как ты или я его понимаем. Без своих гор он умрет. Мы ему нужны так же, как он нам. Просто его мораль… – отличается от нашей.
– В Нью-Йорке, – сказал Джэй, – после того как Саша сбежал в Атланту с вашим маленьким приятелем, я нашел камеру пыток в его квартире. Не говорю уж о трупе в его ванной.
– Да, – сказал Хирам. Он снова отвел взгляд. – Гора. Один из джокеров. – Его голос настолько ослабел, что едва слышался сквозь пение Прелестника. – Он говорит, что… боль отличается от удовольствия, но также… интересна. Чувства при смерти… особенно… особенно…
– Понял. Он замучивает свои самые ценимые горы до смерти, чтоб немного повеселиться, так? Но он не плохой, просто его не понимают. – Он фыркнул. – Хирам, это и есть определение зла.
Долгое время Хирам Уорчестер молчал. Слышались лишь гортанные звуки пения Прелестника в соседней комнате. Наконец губы Хирама задвигались, но так слабо, что Джэй не расслышал слов.
– Что? – прошептал он.
Хирам повернул голову.
– Мерзко… господи, Джэй, ты не знаешь, как это уже было… много раз. Я хотел, чтобы все кончилось… чтоб в следующий раз он меня убил… но я так силен, понимаешь, я – туз. Он жаждет тузов… власти… Я никогда не освобожусь. А ты… с тобой будет то же…
– Ни в коем случае, – сказал Джэй. – Хирам, не дай ему взять меня.
– Не могу причинить ему боль. Я говорил тебе.
– Так сделай мне, – сказал Джэй. – Убей меня, если на то пошло. Но не позволяй ему взять меня. – Он никогда не думал, что будет просить о смерти, но тело покрывалось мурашками при одной мысли о Ти Малис. Это будет как в его кошмаре, но на этот раз он никогда не проснется, этот кошмар будет длиться вечно.
Хирам Уорчестер пристально смотрел на него с удивлением на широком лице.
– Убить тебя, – пробормотал он. Его пальцы согнулись, медленно сжались в кулак, затем разжались. – Он будет сердит, Джэ… так сердит, что ты не можешь себе представить. Возможно… возможно, это сможет… освободить меня.
Джэй знал, что он понимает под «освободиться».
7.00 утра
Они ожидали в аэропорту все ночь первого рейса на Атланту. Дженифер заснула около полуночи, но Бреннану не спалось. Он просидел всю ночь, медитируя над игральной картой, тузом пик, которую не без смысла взял с собой.
Когда настало время посадки, он положил ее в карман джинсовой куртки, чтобы она была под рукой.
9.00 утра
Когда открылась дверь, Джэй поймал слабый, бледный отблеск солнечного света, просачивающегося сверху. В подвал вошел Блэйз, споткнувшись на последней ступеньке, и, чуть было не упав, наступил на край плаща. Он едва держался на ногах, лицо вытянутое и бледное. Он был заезжен более чем до истощения.
Саша подошел, чтобы снять тяжелый фетровый плащ.
– Мы беспокоились за вас, мастер, – сказал он, снимая капюшон. – Ночью мы слышали сирены… крики…
В дверях рассмеялась Эзили.
– Саша, ночь была волшебной, – сказала она, проведя языком по нижней губе. – Хартман сошел с ума. Мы видели это по телевизору. Кровавый цирк. А потом и джокеры. Мы бродили по парку и играли с ними всю ночь. Никто и не заметил. – Она закрыла за собой дверь подвала, и вновь воцарилась тишина.
