Сочна, сочна… От тебя, ровно от печи, пышет, опаляешь.
Девка зарделась, хихикнула.
Поди в опочивальню, постель изготовь.
Покачивая бедрами, девка удалилась, а киязь, проводив ее взглядом, и сам вскоре отправился следом.
* * *
Как было — человек знает, но ведомо ли ему, что ждет его? В молодости мыслит, что жизнь долгая, все успсется, ан оглянулся — старость на пороге.
И гадает человек, чем встретит его день грядущий…
Испокон веков человек, в ком вера сильна, убежден: как Бог пошлет, так тому и быть.
Не в этом ли его терпение?
Многострадален русский человек, многострадальна его земля. Неужели во гневе на нее Господь? За какие прегрешения испытывает? И молятся люди истово: «Прости нам вины наши…»
Переяславцы свою землю чтут и холят. Она у них на урожаи щедрая, засухи редки, а леса оберегают пашенные поля от ветров. Ляжет первый снег ровно, прикроет посев озимых, и до самой весны, словно под теплым одеялом, растут зеленя.
У посадника, боярина Игната, земли сразу же за городской стеной. Тут и деревни малые, починки в три-четыре избы. Смерды на земле посадника живут и его пашню обрабатывают.
Боярин наделил смердов землей, и за то десятую часть урожая они отдают посаднику. Оно бы все ничего, но из того, что остается смердам, баскаку плати, князь в полюдье заберет…
Нередко бегут смерды от баскаков и тиунов, находят где-нибудь в лесной глуши свободные земли, распахивают их и живут починками, пока не наскочит на них княжий или боярский тиун…
Управляющий посадника Игната ввалился в боярские хоромы, когда день уже на ночь перевалил. Громыхая сапогами по выскобленным половицам, прошагал в горницу, где отдыхал посадник. Боярин удивленно поднял брови:
Почто язык вывалил, словно свора псов за тобой мчалась? Эвон, наследил сапожищами.
Беда, боярин: с двух починков смерды сошли. Староста Егор, сказывают, останавливал их, но мужики связали его да еще бока намяли… Перед полюдьем!
Посадник громыхнул по столешнице кулаком:
Поутру сажай дворню на коней и скачи вдогонку. Ежели не воротишь, шкуру спущу со старосты. Эка, от дани скрыться замыслил!..
В полночь полил дождь, а на самом рассвете сменился густым снегом. Когда управляющий с холопами выехал с посадникова подворья, снег валил стеной. Он облеплял лицо, толстым мокрым слоем ложился на одежды, стекал по конским крупам.
Осадив лошадь у лесной кромки, управляющий долго соображал, в какую сторону подались смерды, да, гак и не решив, вернулся в усадьбу…
К обеду непогода унялась, тучи разорвало и проглянуло солнце. С деревьев срывались крупные капли, мокрые ветки хлестали по лицам, но смерды уходили все дальше и дальше от прежних мест. Шли, размешивая лаптями опавшую листву и грязь, промокли, ворчали, ждали привала. Но староста будто не слышал, он злился и на дождь, и на свою нерасторопность, что не увел смердов до ненастья, а теперь вот бредут они, выбиваясь из сил. Но останавливаться на отдых староста не решался: ну как управляющий идет вдогонку?
Растянулись смерды. Бабы гнали скот, к коровьим рогам привязаны узлы с пожитками. Мужики вели коней, навьюченных мешками с зерном, колесами от телег, осями, сохами…
Старосту догнал высокий старик в зипуне, но с непокрытой головой. Плешь и редкие седыс волосы, мокрые от дождя, еще не успели высохнуть. Старик тронул старосту за плечо:
Утихомирься, Егор, гнев плохой советник, разум мутит.
На себя злюсь. Запоздали.
Народ морим, передохнуть надобно.
Скажи люду, Захар, скоро конец пути, там и передохнем, обсушимся — и за дело. Я места давно приглядел — поляны под посевы, а неподалеку Волга… До снегов отсеяться надобно и жилье отрыть. Зиму скоротаем в землянках, а по весне избы срубим…
Аль впервой? За свою жизнь, Егор, я четвертый раз переселяюсь, поле меняю. И на новом месте впряжемся, вытянем. Денно и нощно трудиться будем, а справимся. — Старик почесал лысину. — Пойду-ка порадую народ.
* * *
Перед самым Покровом ударил мороз, запушил землю. Приехал по первопутку в Переяславль князь Юрий — направлялся в полюдье по Переяславскому краю. Боярин Игнат накануне в своих деревнях уже успел дань собрать. За трапезой в хоромах посадника боярин пожаловался на уход смердов.
Без ножа зарезали, князь, — плакался Игнат.
Юрий пощипывал жидкую бороденку, глаза щурил. Боярин подумал, что молодой князь обличьем в отца, разве только ростом не вышел.
Ты ль один, боярин? Смерды на Руси вольны в себе.
Они на боярской земле жили, не с моей ли пашни жито собирали?
На княжьей, на боярской, но как им в съездах перечить?
А дань?
Тут ты, Игнат, истину глаголенгь. Коли дань не уплатили, судом княжьим их надобно судить.
Разговор перекинулся на погоду.
Мокрый снег на сыру землю — к урожаю, — заметил посадник.
Дай-то бог. Прошлым летом землю Московскую суховей прихватил.
Переяславское княжество Господь миловал.
Он вас любит.
Не грешим.
Помолчали.
Отпустил бы тебя, Юрий, князь Даниил Александрович к нам на княжение. Ась? Наша дружина боярская за тебя, князь, — вымолвил Игнат.
Нет, боярин, не желает отец дробления, и мы с братом Иваном в том с ним в согласии. Разделимся — великий князь нас порознь сожрет и не подавится.
Да уж то так. Много, много на нем русской крови, не отмоется.
Посадник пожевал губами, задумался ненадолго и сказал:
Да и на ком ее нет? На одних — более, на других — менее, а вся она наша, русичами пролитая…
* * *
Сколько лет Захару, он и сам не ведает, но в его памяти смутно сохранилось, как мать, прижав его к себе, убегает в лес от татар.
Когда Захар подрос, он узнал от людей, что то был приход Батыя на Русь.
Несмотря на годы, Захар еще крепок и умом трезв. Бывало, зимой с рогатиной один на один медведя брал. Поднимет от зимней спячки, выманит из берлоги и одолеет. Случалось, и подминал его зверь, шрамы на лице и теле оставлял, но Захар изловчался, добивал медведя ножом.
Стоит Захар на краю поля и слезящимися глазами смотрит на толстый слой снега. Там, под ею покровом, прорастает зерно, высеянное Захаром и другими смердами. Ночами они делали перекрытия на землянках, отрытых бабами. Из природного камня, принесенного с берега Волги, сложили печи, изготовились к зимовью.
Четвертый раз Захаров починок перебирается с места на место, бегут от боярина, когда невмоготу терпеть наезды тиунов и баскаков. Но едва обживутся, как сыщет их другой тиун и объявит, что земля эта боярская и они, смерды, должны платить дань боярину…
