– Да я пошутил... – оскалился кот. – А хотите загадку?
И, не дожидаясь нашего согласия, выпалил:
– Во глубине сибирских руд хранит он гордое молчание?
– Это и не загадка вовсе, – возразил я. Что-то из школьной программы все же осело на дне серого вещества, спрятанного глубоко под черепной коробкой. – Это про декабристов.
– Да какие там декабристы? – отмахнулся кот. – Они вон какие голосистые были – Герцена разбудили. Думайте...
– Не знаю, – признался я. Мало ли разных «врагов народа» обрели там вечное молчание со времен покорения Сибири Ермаком?
– Прокоп?
– Трубка мобильной связи, – сказал домовой, подтвердив мои предположения о просветительской роли телевизионной рекламы. Все, что они знают о моем мире, почерпнуто ими в пределах моего дома. Эти знания порой касаются таких предметов, что я просто диву даюсь.
– Это почему? – удивился кот.
– А там покрытие никакое, – пояснил Прокоп. – Или батареи сели...
– Не то... Ладно, подскажу, – решил баюн. – Он живой.
– Кто?
– Хранитель.
– Какой? – уточнил домовой.
– Если экрана, – в образовательных целях пояснил я, – то Screensaver.
– О чем вы? – Глаза кота сделались величиной с золотой червонец. – Я же загадал простую загадку: «Во глубине сибирских руд хранит он гордое молчание». Неужели трудно сообразить, что это немой кобольд. Немой он, понимаете? Говорить не может, вот и молчит.
– Это неправильная загадка, – продолжая злить кота, заявил я.
– Это почему?
– А глухого в шахту не пустят. Все подземники проходят медкомиссию, а ЛОР ему допуска не даст.
– Какая медкомиссия, какой лорд?
– Если честно, то не знаю ни одного лорда, который был бы ЛОРом, да и вообще ни с одним не знаком.
– Издеваетесь? – сообразил кот-баюн.
– Ага, – улыбнулись мы с домовым.
– Ну, тогда загадок сегодня больше не будет!
– Будут, – возразил я, остановившись перед огромным валуном, сторона которого, обращенная ко мне, была обтесана и покрыта стрелками и пояснительными рисунками.
Под стрелкой, указывающей вертикально вверх, написано: «Прямо пойдешь – смерть свою найдешь».
– На небо нам рановато... – решили мы.
Под корявой стрелкой, изображавшей правое направление, старательно, но неровно и с ошибками было выведено: «Направо пойдешь – коня потеряешь».
С противоположной стороны изображена была стрелка, направленная острием в соответственном направлении, рядом предупреждение: «Налево пойдешь – денег лишишься».
– Предлагаю идти направо, – внес пропозицию кот. – Терять-то все равно нечего.
– Можно и направо, – заявил домовой. – Богатство – оно дело наживное.
– Транжира! Мот! – выкрикнул Василий.
– Сам жмот! – огрызнулся домовой.
– Как бы узнать, по какой тропинке Кощей пошел? – задумался я, стараясь рассмотреть какой-либо след. Но только я не пернатый ирокез, по наклону травинок читать не научен, мне подавай хорошо засохший отпечаток подошвы ботинка в бетоне, такой, как в музеях.
– Может, пусть Васька понюхает?
– Я не ищейка!
– Не можешь – так и скажи. Чего орать?
Чей-то тяжелый, полный ненависти взгляд коснулся меня, спина сразу же покрылась холодным, липким потом. Я быстро высунул голову из-за валуна, но ничего не увидел, лишь колыхалась густая желто-зеленая стена леса.
– Василий, – обратился я к коту-баюну, ежась от внезапно пробравшего меня озноба, – ты сможешь быстро стишок сочинить?
– Какой стишок?
– Вроде заклинания... – Опустив на землю домового, мигом захрапевшего, я стал снимать пояс. – Мне на шабаше подарили волшебный путеводный клубок, только нужно заклинание в стихотворной форме, а у меня с рифмованием огромаднейшие проблемы.
– Настоящие поэты на заказ не работают.
– Зато они пишут своевременные стихи, а сейчас самое время для небольшого стиха-заклинания.
Развязав шнуровку на потайном кармашке, я извлек оттуда тряпичную куклу и клубок шерстяных ниток с воткнутой в него иглой. Вытянув иглу, я протянул клубок коту:
– Придумаешь?
– Постараюсь.
Пока он задумчиво крутил в руках клубок, что-то бормоча себе под нос, я отпустил кукле щелбан и воткнул в шею иглу, чтобы не потерять.
Что-то пискнуло в листве и под треск веток ринулось прочь. Однако когда я посмотрел туда, высунувшись из-за края валуна, лишь несколько кружившихся в воздухе листочков указывали на то, что мне все это не послышалось. К тому же исчезло ощущение злобного взгляда, пронзающего до костей. Наверное, какой-то местный хищник сидел в кустах, поджидая добычу. Может, он вообще поджидал путника, который выберет правое направление. А тут такое разочарование – без обеда его оставили...
Аккуратно сложив куклу, я зашнуровал кармашек и застегнул пояс.
– Разбить... забить... убить... отбить... – бормочет кот. Стараясь не отвлекать работающего поэта, окрыленного посещением величественной и капризной музы, я снимаю плащ и, сложив его вдвое, подкладываю под домового.
– Готово, – сияя, словно фотовспышка, сообщает Василий.
– Так быстро?
– Без лишней скромности скажу – да!
– Рассказывай.
Откашлявшись и приняв соответствующую случаю позу а-ля Цицерон, баюн принялся нараспев декламировать заклинание:
Ты катись, катись клубок,
Через кочку на восток.
Через реки и моря,
В место, где любовь моя.
Отыщи ты мне Кощея,
Душегуба и злодея.
Должен я его побить
И яйцо его разбить...
– Подожди, – перебил я Василия. – Какое яйцо? Я же его уже разбил!
– Может, второе? Впрочем, ладно, пусть будет немного иначе:
Должен я его побить,
Отмутузить, замочить.
Как покончу с супостатом,
С тем бессмертным злобным гадом —
Мне царевна скажет: «Да!»
Уж тогда гульнем, братва.
– Ты думаешь, это сработает? – оторопело спросил я.
– Сам попробуй – повтори.
Взяв клубок в правую руку, я повторил стих, поддавшись на провокацию кота-баюна. Не знаю, что на меня нашло...
– Ква? – сказал клубок и спрыгнул с моей ладони.
– Заработала!!!
От ликующего вопля баюна деревья задрожали, роняя последние листья.
– Ква-ква! – подпрыгнув, клубок устремился в направлении, грозящем мне лишь потерей коня. Которого и так нет.
