Мерси надеялась, что ее плащ достаточно синий, чтобы послужить знаком. Она надеялась, что ее земляки, застрявшие на своем железном острове, увидят и большой красный крест на ее сумке, увидят, несмотря на разделяющие их ярды.
Она взмахнула руками, развела их широко-широко, хлопнула в ладоши и, когда ей показалось, что ее заметили, подняла рупор ко рту и щелкнула рычажком, поставив его в положение «ВКЛ». Раздался визг, от которого едва не лопнули барабанные перепонки, перекрывший даже рев ветра, рычание плуга и стук колес, но Мерси удержалась: расставила ноги и чуть согнула их в коленях, ловя равновесие. Потом выпрямилась в полный рост в ореоле черного дыма, смешанного со снегом, который тут же с усердием трудолюбивого маляра принялся мазать медсестру жирной копотью цвета дегтя.
— «Шенандоа»! — завопила она что было мочи. Рупор, подхватив голос, швырнул его дальше с силой плуга, отбрасывающего снег. — Когда «Дредноут» начнет стрелять, бегите сюда, к вагонам!
В горле саднило. Губы замерзли и одеревенели, слова звучали невнятно, но Мерси продолжила кричать, тревожа морозный воздух:
— Мы прикроем вас!
Она не знала, услышали ли ее, поняли ли, так что снова подняла рупор, чтобы повторить предупреждение. Но на «Шенандоа» закивали — с каждой секундой «Дредноут» подходил к южанам все ближе, и все больше деталей удавалось разобрать.
Конфедераты сбились в кучу, потом снова рассыпались, готовясь спрыгнуть или соскользнуть с поезда в нужный момент.
Что должно случиться дальше — Мерси не знала.
Они приготовились. Ее дело сделано.
«Дредноут» тряхнуло, или это плуг наткнулся на что-то особенно «вкусное», и вагон, на котором стояла Мерси, содрогнулся. Она упала на четвереньки, помяв рупор. Держась за крышу, подцепила его за ободок, подтянула к себе и поползла к ближайшей лестнице.
«Дредноут» загудел.
На этот раз гудок не был ни предостережением, ни угрозой — он объявлял о готовности. Момент приближался, вот-вот поезда окажутся на минимальном расстоянии друг от друга.
Сейчас или никогда.
Мерси задержала дыхание, застыв в ожидании.
Сейчас или никогда.
Сейчас!
Артиллеристы не подкачали: грянул залп, так что не только ближайшие мертвецы, но и все трупы, еще штурмовавшие «Шенандоа», попадали на землю, дав южанам возможность спрыгнуть, сползти, соскользнуть. И они, не глядя дареному коню в зубы, спрыгивали, сползали, соскальзывали в снег, барахтались, вскакивали — и мчались к «Дредноуту».
Еще один залп — и снаряды рвутся в толпе разъяренных мертвецов, разнося их в клочья. Кажется, пропавшие мексиканцы и не замечали, что за их спинами бегут живые.
Еще один залп.
Мерси вспомнила о британцах во время революции, о том, как они строились рядами, один ряд стрелял — и его тут же сменял другой. Вот на что это было похоже, причем стреляли прямо под ней. И когда она перегнулась через край, то увидела высовывающиеся из окон стволы, ряд стволов, в точности как она представляла. И палили они по сигналу: девушка расслышала чей-то короткий приказ даже сквозь завывания ветра:
— Огонь!
Новый залп, снова грохот, и снова кучка мертвых мужчин (и по крайней мере одна мертвая женщина) падают в снег. Кто-то из них еще извивается, пытаясь подняться, но они остаются на земле достаточно долго, чтобы живые успели пробежать мимо.
Мерси насчитала пятерых. Пять оставшихся в живых душ из всего экипажа «Шенандоа», сколько бы их там ни было изначально.
Но выглядели они крепкими. Конечно, самые сильные — они всегда выживают. Кто же еще? Никто. Никто, кроме мужчин, чьи ноги способны работать, как поршни паровоза, неся хозяев к вражескому поезду, потому что сейчас только он способен спасти их. У них не было ни патронов, ни суждений, ни мыслей, они просто бежали: шляпы слетали с голов, полы курток развевались, сапоги отяжелели от налипшей снежной каши, сквозь которую приходилось продираться, проваливаясь пусть и не по колено, но по голень уж точно.
Мерси, цепляясь за крышу вагона, смотрела на бегущих, молясь за них. Молитвы срывались с растрескавшихся губ легкими облачками пара и тотчас уносились ветром вместе со снегом и раскромсанными клочьями тел замешкавшихся на путях мертвецов, обуянных желанием настичь поезд.
Еще три залпа — и клубы порохового дыма рвутся из окон, и в толпе неприятеля возникает новая брешь.
— Ну же!.. — выдохнула Мерси. И когда один из людей споткнулся и упал, когда чудовищные создания навалились на него всем скопом, она закричала оставшимся четверым: — Давайте! Ну же, черт побери, скорее! Еще чуть-чуть!
Ее откинутый капюшон наполнился грязным снегом, руки совсем потеряли чувствительность. Они могли примерзнуть к краю крыши, но сейчас медсестре было плевать на это. Она подбадривала бегущих, пока не охрипла. В одном месте снаряды проделали наконец последнюю брешь в поредевшем круге немертвых, и четверо мужчин ринулись в нее, багровые и грязные, совсем как медсестра на крыше поезда.
— Уже почти! — выкрикнула она.
Да, они уже почти добрались, они бежали параллельно поезду. Но силы покидали их. Они едва тащились по глубокому снегу. Они ослабели, все до единого. Они были близко, очень близко — но этого могло быть недостаточно.
Мерси оторвала ладони от железа и, удерживаясь чем придется — коленями, локтями, поползла к торцевой стене, к сцепке, туда, где пыхтел, выбиваясь из сил, один из южан, еще не приблизившийся настолько, чтобы влезть на поезд.
Наплевав на три последние перекладины, медсестра неловко спрыгнула на открытую площадку. Колени ныли, но ноги не почувствовали удара, словно уже омертвели от ледяного воздуха и то примерзающей, то оттаивающей сырости.
— Эй, ты! — окликнула она человека, как будто здесь был кто-то еще, к кому она могла обратиться.
Он прохрипел в ответ что-то неразборчивое.
— Держись рядом! — скомандовала она и начала торопливо расстегивать оружейный ремень.
Может сработать. А может, и нет. Мужчина, бегущий рядом с поездом, был довольно крупный парень, грузный брюнет, не толстый, но мускулистый. В любом случае весит он, конечно, немало.
Мысленно обратившись к Небесам с горячей молитвой о том, чтобы дубленая кожа выдержала, медсестра захлестнула ременную петлю за поручень, пристегнувшись к платформе, помолившись заодно и за перила. Потом нагнулась и, крепко держась одной, по-прежнему голой рукой за стойку, протянула мужчине вторую:
— Хватайся!
— Ммммпф! — ответил он, послушно рванувшись к ней с растопыренной пятерней, но не достал.
Она чуть спустилась, скользнув вниз по стойке. Мерси тянулась так, как никогда прежде, словно одной только силой воли можно было выиграть пару дюймов. Ее рука все больше отдалялась от платформы, приближаясь к мужчине.
