Товарищ Сталин долго смотрел на обведенную траурной рамкой фотографию, наконец, медленно покачал головой.
– Нет!
Он вышел из-за стола, шагнул к закрытому тяжелыми темными шторами окну, остановился:
– Неправда. Это был не я, товарищ Ким. Кем бы ни стал, какую бы фуражку ни надел, даже если бы царем кликнули, Мономахову шапку напялили… Нет! Нет на мне крови. Клянусь!
Семену Тулаку почудилось, что все трое стоят на краю черной безвидной бездны. Шажок, легкое движения – и земля уйдет из-под ног. А еще стало ясно, что после этого разговора ему не выжить.
– Может быть, и не ты, Коба, – мертвым голосом ответил Ким Петрович. – Не Иосиф Виссарионович Джугашвили из Гори. Но это был Сталин, Сталин, Сталин! На плакатах, в учебниках, на постаментах… Сталин! «ТС» стала Технологией Сталина, погибли тысячи и тысячи…
Не договорил, умолк, отвернулся. Генеральный подошел ближе, взглянул внимательно.
– Ты совсем запутался, товарищ Ким. «Странные технология» и безумные эксперименты курировал Агасфер, ты знаешь это не хуже меня. А теперь мы с тобой догадались, кого скрывал псевдоним. Это уже Прошлое.
Всеми забытый поручик грустно улыбнулся. Выходит, в тот день, когда им вручили трубки-пароли, большие начальники им лгали? «ТС» – не марсиане и не американские миллионщики, а кто-то из Скорпионов? Зачем же было комедию ломать?
Между тем, Ким Петрович вновь стал самим собой. Еле заметная улыбка в русой бороде, жесткий взгляд.
– Нет, не Прошлое. У Агасфера будет новый псевдоним, и этот псевдоним – Сталин, тот самый, с обложки «Огонька». Мы сами виноваты, что строили не политическую партию, а неаполитанскую каморру. Но еще не поздно, именно сейчас можно создать устойчивое коллективное руководство из тех, кто не завяз в партийных драках. Кстати, в «Письме к съезду» именно это и сказано. Вопрос ясен, и этот вопрос будет решен. По крайней мере, нынешний век мы проживем без тирании…
– Можем не прожить!
Товарищ Ким удивленно вздернул брови, по хмурому лицу Генерального скользнула неожиданная усмешка. Поручик шагнул вперед, стал посередине кабинета. Он тоже улыбался, ибо терять было совершенно нечего.
– Товарищ Ким, я не все ваши намеки расшифровал, но понимаю дело так. Вы уверены, что ближайшие годы в России будет создана сильная авторитетная власть, которая восстановит экономику, наведет порядок и завершит, наконец, революцию. Страну возглавит Сталин. Так чего еще желать? Сейчас мы слабее Персии и Китая, мы – изгои, бывшие союзники не желают с нами считаться. И не будут, пока мы не воссоздадим могучую державу. Вы против? Почему? Из чувства личной мести? Людей арестовывают при любом режиме, это неизбежнее зло. И не всякая жертва – невинна…
Он хотел добавить, что по всем «пламенным революционерам», начиная с того, у кого номер «001», давно плачет пеньковая веревка, но вовремя сдержался.
– Не знаю, зачем вы меня сюда пригласили, но если уж позвали, то слушайте… То, что вы творите, это не просто государственный переворот. Это очень глупый государственный переворот – вы лишаете власти того, кто может вернуть Россию из небытия. А чего хотите вы? Хаоса? Слабой власти безвольных болтунов? Ссылаться на распоряжения умирающего просто, но надо же и своей головой думать! Хватит нам Николая II с его нерешительностью и «гуманизмом». Не нравится товарищ Сталин? Так станьте сами диктатором, это, по крайней мере, честнее!..
– Из товарища Ким получился бы неплохой диктатор, – Генеральный достал носогрейку, прихватил мундштук зубами. – Если бы не его эмоции. В политике нет места личным чувствам.
– Ваша мечта о сильной державе, о новой Империи – тоже личное чувство, – ровно, без выражения, проговорил товарищ Ким. – Что ж, вопрос действительно ясен. Позвал я вас, товарищ Тулак, потому что считал единомышленником. Кроме того, вы были в «Сеньгаозере», ваши свидетельства могут заинтересовать членов Политбюро. Кстати, они сейчас сюда пожалуют, пойду их встречу. Искренне советую в их присутствии не говорить лишнего. Я вас пойму, а вот они – не знаю.
Товарищ Ким вынул из кармана кривую черную трубку, усмехнулся.
– Думаете, нельзя обойтись без диктатуры? А мы попробуем.
Вновь хлопнула дверь. Семен подошел к столу, без особой нужды отодвинул стул. Присесть? Так все равно по стойке «смирно» поставят. Он вспомнил о сгинувшем Вырыпаеве, прикинув, на чем мог погореть парень. Жаль, спросить некого и помочь нечем…
– Товарищ Тулак!
Поручик невольно вздрогнул. Сталинская ладонь сжимала его плечо.
– Быстро уходите, здесь есть вторая дверь.
Генеральный кивнул в левый дальний угол, где стоял высокий книжный шкаф темного дерева. «Зачем уходить?» – чуть было не спросил белый офицер, но быстро опомнился. У живого человека всегда найдутся дела.
– Пойдемте, я открою.
Семен подумал, что шкаф, как это порой случалось в авантюрных романах, должен со скрипом отъехать в сторону, открывая путь в сырой темный тоннель. Но все оказалось проще: дверь обнаружилась справа, замаскированная деревянной стенной обшивкой. Вместо мрачного тоннеля за ней была обычная пустая комната – и еще одна дверь.
– Там коридор, – пояснил Генеральный. – Дорогу найдете. Из города уезжайте немедленно, смените документы. Сейчас я назову адрес, но письмо адресуйте не товарищу Сталину…
Желтые глаза весело блеснули.
– …А, скажем, товарищу Чижикову. Такая смешная фамилия, понимаешь.
Переспрашивать и благодарить не дали. Сталин медленно проговорил несколько слов, заставил повторить, а потом без особых церемоний подтолкнул поручика в спину.
– Нахвамдис[28]! Еще встретимся, товарищ!..
И вновь – легкий стук двери, но уже за спиной. Семен резко выдохнул и быстро прошел через комнату. Дверь, коридор… Пусто!
Офицер улыбнулся, расправил плечи. «Счастливая доля – вернуться с той войны…» Впрочем, теперь он окончательно понял: его война не кончилась, и длиться ей еще очень долго. Это почему-то совсем не расстроило. Губы дрогнули, высвобождая из-под спуда похороненное, казалось, навсегда:
– Марш вперед, трубят в поход, добровольцев роты!
Кончен бал, настал черед боевой работы!..
3
– Кинулась тачанка полем на Воронеж,
Падали под пулями, как спелая рожь.
Вырыпаев отложил в сторону тощую брошюрку с мрачной забинтованной физиономией на обложке и поморщился, покосившись на узкое оконце под самым потолком. День уходил, и читать, тем паче имея единственный глаз, становилось сложно. Лампой, даже керосиновой, его не снабдили, значит, его знакомство с подвигами доблестного Ника Картера прервется на самом интересном месте.
– …Сзади у тачанки надпись «Хрен догонишь!»
