И она стала его называть просто Петровым. Сейчас она, собрав чемодан, взглянула на часы. В дверь позвонили. Она открыла. Петров был в приталенной рубашке и джинсах — молодежный все-таки стиль при его выпирающем животе, который был незаметен под пиджаком. Она было огорчилась, но постаралась успокоиться, не начинать же отпуск с огорчений. Она должна быть веселой, обаятельной, предупредительной и, может быть, даже нежной, если получится.
Они впервые выезжали отдыхать вместе. Она слышала, как другие женатые мужчины и замужние женщины вместе ездят отдыхать, но не очень в это, честно говоря, верила, ее отец и мать всегда отдыхали вместе. Она предложила Петрову поехать вместе, и он, посчитав, сказал:
— С двадцатого июня.
— А почему с двадцатого июня? — спросила она.
— Потому что с двадцатого июня жена у меня уезжает в Бразилию дней на двадцать.
Ее, конечно, покоробила эта циничная откровенность. Мог бы и не говорить про жену.
Петров оставил машину на стоянке в аэропорту.
Она бы, конечно, никогда не оставила. Если найдется умный вор, то он придет на стоянку, отметит машины наиболее запыленные, потом дня два понаблюдает и возьмет себе наиболее приглянувшуюся. А ему может приглянуться и машина Петрова. Машина-то, конечно, Петрова, но она ею пользовалась тоже, и к тому же ей не хотелось, чтобы Петров огорчался.
— Ничего с ней не может случиться, — сказал Петров. Ее удивляло и иногда даже пугало, что он часто угадывал ее мысли.
— Зато со мной может, — ответила она, потому что хотя ей этого не хотелось, но она всю дорогу до аэродрома думала о его жене, которая осталась в городе, но, вполне возможно, сейчас передумала, взяла такси и поехала его провожать в аэропорт. И сейчас она стоит у входа, потому что таксисты ездят быстрее, она увидит его и ее. Конечно, она пройдет мимо, но ее чемодан у него, а жена-то знает домашние чемоданы.
— Перестань, — сказал Петров. — Она никогда меня не провожала.
Наконец они прошли билетный контроль, сели в автобус, успокоилась она только в самолете и то только после того, как осмотрела пассажиров, — всегда ведь могут встретиться знакомые. И когда самолет поднялся, она решила, что больше никогда не поедет отдыхать с женатым, себе дороже, ее сердце, не унимаясь, работало уже несколько часов в самом повышенном ритме, она не считала пульс, но он был, наверное, как в середине занятий аэробикой.
В Симферополе их встретил его приятель, который работал в местном издательстве.
— Володя, — представился он. Володя погрузил вещи в свои «Жигули» и отвез их в Ялту. Комната была уже снята. Комната большая, в которой можно было разместить не меньше четырех кроватей. Ее расчеты оказались верными: хозяйка за комнату брала в сутки десять рублей. Ей было жалко денег Петрова, она знала, что учебник, который он написал, ему вернули на доработку, на поездку он наверняка деньги занял, и можно было бы снять комнату поскромнее, может быть, даже какую-нибудь летнюю пристройку рублей за шесть.
— Успокойся, — сказал он. — Комфорт стоит денег. Хороший номер в гостинице — тоже деньги.
И она решила успокоиться. В конце концов, этого отпуска она ждала целый год. Она разобрала вещи. Достала себе купальник, а ему плавки.
— На пляж, — сказала она.
— Самая жара, — предупредил он.
— Меньше будет народу, — ответила она. — На первый раз часа на два.
Они нашли место на пляже. Она расстелила махровые простыни, и они легли. Петров почти сразу же уснул. Она попыталась его будить, но он отмахнулся, она же, чтобы не обгореть сразу, через каждые пятнадцать минут меняла позицию: спина, грудь, левый бок, правый бок.
Через два часа она сложила простыни в сумку, и они пошли в ресторан. Это могло быть и поздним обедом, и ранним ужином. Именно в это время еще можно было поесть, не проводя в очереди по два часа.
После ресторана они прошлись по магазинам. Она купила творогу и молока. Хотя она не знала точно, но догадывалась, что у Петрова болели то ли печень, то ли желудок, потому что он избегал жареного и никогда в ресторанах не заказывал еду с перцем и острыми соусами.
Легли они рано, и она уснула счастливой, потому что впереди еще такие бесконечные три недели. Ночью Петров встал и вышел во двор. Наверное, он уже выспался, подумала она с некоторой даже нежностью, а может быть, вообще встает рано. Она представила, как Петров будет сидеть по утрам за письменным столом и сочинять свои учебники, а когда она проснется, уже будет готов завтрак. Одна подруга рассказывала, что муж ей готовит завтрак, а кофе подает в постель, насчет кофе она, правда, не верила, скорее всего подруга вычитала это из книг, но завтрак вполне мог и сготовить, если, конечно, припасти продукты с вечера. Вполне возможно, что Петров и женится на ней, привыкнет за эти три недели, узнает получше, у нее много хороших качеств; иногда она мысленно составляла брачные объявления, которые теперь печатали некоторые газеты, конечно, она никогда не отправляла этих объявлений, но если бы отправила, то могла бы указать в нем — стройная блондинка, интеллигентная, заботливая, с чувством юмора, хорошо готовит. Но главное все-таки — она почти на двадцать лет моложе жены Петрова, ее подруга говорила, что пятидесятилетние мужчины понимают, что у них остается уж не так много времени и сил. Но вполне достаточно, чтобы еще создать одну, последнюю семью, построить или получить еще одну и тоже последнюю квартиру и родить одного ребенка, они, конечно, могут и больше, они в отличие от женщин, к сожалению, могут и до семидесяти, поэтому если вот такой пожилой, как считалось раньше, а сегодня считается, что это мужчина средних лет, влюбился, то будет любить уже до конца жизни. А что еще нужно женщине? Ничего. И она уснула с этими мыслями. Проснулась она, когда было совсем светло, но утро еще не наступило, потому что на улицах еще не было слышно машин. Петрова рядом не было. Ей очень не хотелось вставать, но она все-таки встала.
Петров сидел на крыльце. Бледный, он дышал часто и прерывисто.
— Тебе плохо? — спросила она.
— Сердце, — ответил он.
— Перегрелся на солнце, — решила она и помогла ему встать. Но в комнате ему стало хуже, он попросил открыть окно. Она открыла и присела рядом, не зная, что делать дальше.
— Вызывай «скорую», — сказал он.
Она позвонила из телефона-автомата, продиктовала адрес. «Скорая» приехала быстро. Врач, женщина лет пятидесяти, грузная и сонная, вошла во двор, хозяйка поздоровалась с ней угодливо, врач кивнула ей и прошла в комнату. Так же молча врач начала считать пульс Петрова.
— А ты выйди, — приказал ей Петров.
Она присела на крыльцо и вдруг как-то сразу поняла, что она ничего не знает о Петрове, и еще подумала о самом страшном — а вдруг он умрет. Кому сообщать? Как везти тело? И куда? Она даже не знала, где живет Петров.
Врач вышла, закурила.
— Что с ним? — спросила она.
